Из двух зол выбирай третье, хотя бы потому, что оно неизведанно.

Я постепенно прощупываю почву, здесь есть дно и небо и что-то посередине – уверен, самое интересное ещё впереди.

Пятница, вечер. Когда остаётся немного времени и единственный собеседник показывает волну 89.1, в холле офиса, уставленного картинами частных авторов, наступает настоящее веселье. Порхающие девушки-львицы марширующей колонной выстраиваются к терминалу, каждый должен отметить себя на «уход»: любая минута на счету, ведь ради них здесь и собрался этот балаган. Меня просят предупреждать заранее об уезде начальства раньше времени, очевидно, это главное преимущество «сидеть на входе» и подле президента фирмы: ты в гуще любых событий. В основном, приятных, ведь именно на этом месте рождается концентрат из стиснутых зубьями правил рабочего поведения и делового этикета.

Отсутствие возможности комфортно писать свои повествования исправляется временем, накоплением собственных взглядов на то, что нравится и что нет. И всё же, в ежедневной писанине есть много лишнего, ненужного, бессмысленного, как и в ежедневном времяпрепровождении на рабочем месте; хотя оно и дисциплинирует, давая немного денег.

Дисциплина – та самая стезя, неподвластная мне многие годы, рушащая любые правила, накопленные временем. Этим я сейчас занимаюсь, хотя, признаюсь, это даётся мне хуже всего. Дисциплинировать – значит приучить себя к обладанию нужными знаниями, приручить беса в своём теле, втереть полезные навыки глубоко под корень, чтобы они сохранились следующим поколениям.

19:03

+3 минуты к переработке.

(Людей, идей и бесполезной информации.)

Привычка «садиться на шею» по праву дана каждому человеку и может быть неоднократно опробована и использована. Перкуссия в моих лобных долях с каждым днём становится едва различимой, шумы, зрительные эффекты, всё идёт на спад: уже можно начинать любовную подготовку к Главному Параду. Всему виной изящная январская погода или недостаток вина в устах (умах и сердцах). Безумный месяц, словно огромный глаз наблюдает за нашей каморкой в подвале дома, гремит посудой на ночной кухне. Сжимающий страх проходит сквозь всё тело: «мы здесь не одни». Он отдается эхом в больном предсонном воображении и, предоставив кухонных фантомов самим себе, ты уже летишь по фановой трубе пестрящих сновидений, крепко закрывая глаза. Чувствуют ли завсегдатаи постояльцы моего беспокойного сердца присутствие рядом кого-то ещё, когда остаются одни на ночной кухне, среди ножей, посудных вещей и прочих условностей? Это – моё божественное невмешательство в Вашу непоколебимую; высказанное безъязыким колоколом и выраженное в написанных беззвучных словах.

Червячок-фасолина, живущий внутри этой девушки, постоянно просит есть. Она говорит это нам, и всякий раз это происходит так мило, что я едва сдерживаю слезы, выставляя себя неадекватным посмешищем. Мои червячки, нашедшие своё пристанище внутри меня, носят иной характер и утолением зверского аппетита вряд ли удастся их заморить. Эта девушка смотрит на меня с нескрываемым раздражением, я на неё – с украдкой, исподлобья, ещё бы, настоящий инопланетянин, почему моему глазу недоступно волшебное преображение внутри её тела? Как увидеть одно драгоценное зерно в целой прорве пшеничных колосьев?

Почувствую ли я твоё невмешательство рядом, когда оно будет необходимо, когда оно наконец сможет стать вершиной всех условностей, вечнозеленым кустарником, или, ежели тебе так удобнее, пахучей монолитной кроной спелых, сосредоточенных к сердцевине, волшебных женских особей этих запрещенных деревьев?