Костя надел футболку и вышел. Я отыскала свои разбросанные по комнате вещи и закрылась в ванной. Увидела свое отражение. Растрепанная, с диким взглядом. Недаром девушка решила, что мне нужна помощь. Я умыла лицо, быстро оделась и, не задерживаясь, выскочила из мерзкого номера.
Костя стоял прямо за дверью.
– Кристина! – попытался он обратиться ко мне.
Я только подняла руку в его сторону, чтобы он заткнулся. Не могла его ни видеть, ни слышать. На ресепшене дождалась такси, потому что сил не было идти на автобус.
Костя звонил сегодня после этого уже несколько раз, но я, конечно, не брала.
Пишет: «Прости, прости, прости – я идиот…»
Можно ли его простить? Нужно ли вообще встречаться с человеком, который может себе такое позволить? Или это гормоны зашкалили просто? Я ведь сама была уже за гранью возбуждения. Я сейчас как будто пытаюсь понять и оправдать его поступок. У меня все еще нет ответа. Блин!
– Да ты дура! – почти прокричала Мария. – Бросай его и даже не думай! Вот тварь!
Она терла глаза, которые умоляли идти в кровать. Но мозг все подкидывал воспоминания. Она сама ведь не ушла, когда Шубин ее изнасиловал. Да, они были женаты, какое здесь насилие. Но в тот вечер она была жутко зла на него. Собрались у них с друзьями. Конечно, это были больше его друзья с работы, но и Маша знала их уже почти пять лет. Выпивали немного, потому что все были с маленькими детьми и не планировали засиживаться надолго. Болтали и наслаждались селедкой под шубой да перцами фаршированными. Дети тут же на полу у стола разложили Дашкины игрушки и выдумывали с ними свои истории. Она же больше носилась с кухни в гостиную, чем сидела.
Вдруг услышала, как Никита рассказывает о ее отношениях с мамой, шутит, сравнивает с крысами в одной клетке, где каждая только и мечтает, чтобы другая подохла. Он и раньше в кругу своих друзей, бывало, легко обсмеивал ее привычки, страхи и мечты. Но в этот раз это выглядело совсем жестоко, к тому же приплел и мать. Его друзья ее даже в глаза не видели.
Она налетела на него:
– Перестань нести чушь.
– А что, неправду, что ли, говорю? Вы с мамой в гробу друг друга бы увидели с превеликим удовольствием.
– Она моя семья, и ребят это вообще не касается.
Гости потупили глаза. Неприятно видеть чужие домашние раздоры.
Никита отреагировал необычно зло:
– Твоя семья – это я. Я вытащил тебя из слез, соплей и нищеты, из комнатушки в хрущевке твоей матери. У тебя даже кроватки для дочки не было, пока в эту квартиру не переехала. И я буду здесь, в своем доме, говорить своим друзьям то, что считаю нужным, и темы, чтобы посмеяться, буду выбирать, какие мне нравятся. Поняла?
Она молча отступила на уединенную территорию кухни.
Гости не задержались после такого скандала и друг за другом попрощались. Даша недолго расстраивалась из-за потери внезапно уведенных за руки партнеров по играм и скрылась в своей комнате, не требуя внимания. В отличие от матери, ей было достаточно своего общества. Мария загрузила посудомоечную машину и ушла в спальню, презренно сохраняя молчание. Никита, лежа на диване, смотрел телевизор. Но уже минут через пятнадцать он предстал перед ней и начал ее лапать, как будто ничего не произошло час назад.
– Отвали, – прошипела Маша.
Никита молча сжал ее еще крепче, просунул руку под платье, пытаясь дотянуться до застежек бюстгальтера.
– Убери свои лапы, – уже грознее произнесла она.
– Заткнись.
Он повалил ее на кровать. Она попыталась высвободиться, но все еще не серьезно.
– Я закричу ведь.
– Лучше молчи. Напугаешь дочь.
Никита грубо развернул ее к себе спиной, задрал платье и стащил трусы. Она смирилась и тупо ждала, когда он кончит. То, что она не билась как тигрица, не означает, что в этот раз она была согласна. Она покорилась его силе. И даже не физической. Маша защищала свою наконец-то устоявшуюся жизнь, благополучие дочурки, да и их брак, наконец! Кто-то же должен за него отвечать.