Но когда этот период наступил, оказалась не готова к нему. Так быстро? Вместо всех красивых и злых фраз, которые я оттачивала у себя в голове, мне вдруг стало его так жалко.

Я знаю эти эмоции, испытывала их к отчиму. Конечно, это он был виноват в смерти мамы. Если бы это можно было доказать в суде! Но когда я увидела его тогда, в нашем осиротевшем доме, не смогла ненавидеть его.

Жалость была сильнее ненависти.

«Что ты со всеми нами наделал…», только и пронеслось в мыслях, когда я отводила его руки от головы, чтобы он перестал рвать на себе волосы. Я такого отчаянья даже представить не могу. Я вообще думала, что это такое книжное клише «рвать на себе волосы», но потом собирала эти ошметки с пола, они были не придуманными.

И вот теперь я испытывала схожие эмоции. Мне было жалко своего бывшего мужа, который разрушил нашу семью и теперь начинал понимать, что он натворил.

«Что ты со всеми нами наделал…»

Я не знала, как реагировать в этом случае. Наши дороги с отчимом разошлись, и у меня больше не было причины играть роль его дочери.

А здесь как быть? Также, получается? Я же больше не его жена?

Я просто не видела другого выхода из этой ситуации, хоть и пыталась внимательно смотреть. Нет, я не могла к нему вернутся. Я же больше не смогу ему верить никогда. Не забуду это предательство, не смогу любить как раньше. Он сделал меня слишком самостоятельной и независимой. Это же как пить чай из разбитой чашки и представлять, что она целая!

Тогда, на встрече в забегаловке с обсуждением развода и того, как чудесна его новая избранница, я сказала ему, отчеканивая каждое слово:

– Я хочу попросить тебя только об одном: когда ты через два-три месяца осознаешь, что именно ты натворил и начнешь жрать свои локти, не приползай ко мне на коленях и не моли вернуться. Это будет жалко и пошло, но я знаю, что это будет. Я просто сейчас тебе говорю: нет. Ты уничтожил все, мы в точке невозврата, не приползай ко мне.

И вот этот момент наступил. Два месяца прошли так быстро и так мучительно медленно одновременно.

Мне так хотелось позвонить хоть кому-то и сказать: «Мне очень плохо. Паршиво. Пожалуйста, спаси меня. Скажи, что все будет хорошо, даже если не будет. Спаси…»

Мне некому было это сказать.

Я снова ездила за вещами к мужу домой. Удивительно. Квартира стала абсолютно его. Моей энергии там вообще не осталось, даже запах стал другой.

Есть такой особый аромат у каждого дома. Ты его не замечаешь, пока он не исчезает. И когда ты приходишь в гости к кому-то первый раз, он сразу по-хозяйски ударяет в нос.

Вот у нас он тоже был. Я это поняла, когда приехала забирать последнюю партию своих вещей и не обнаружила его.

Я абсолютно ничего не почувствовала, будто зашла в чью-то чужую квартиру. Но ведь так и было: это квартира не была моей ни одной секунды, бывший муж купил и записал ее на себя еще до свадьбы.

Но как так может быть, что я ничего не почувствовала? Не возникло яркой вспышки воспоминаний: вот мы сидим за завтраком и что-то смеемся, вот я только закончила уборку и включила лаундж, а он подходит сзади и целует меня в шею.

Неужели мои защитные реакции настолько мощные, что не пропустили ни одно такое воспоминание? А они ведь точно накинулись на меня с порога, но разбились у невидимого барьера, который я вокруг себя построила. Спокойно разобрала вещи и уехала, даже не оглянулась, чтобы окинуть последний раз взглядом свой бывший дом.

Ком в горле, сесть и пореветь – вот этого не было. Просто повернула ключ в замке и пошла к лифту.

Кажется, пришла пора сказать окончательно «Прощай» этой части моей жизни, и я оказалась готова.