Книга – величайшее сокровище этого мира, в котором почему-то правит золото. Но золото не указывает им путь, указывает путь эта комета, о которой он узнал из книги итальянца Бруно. Юнга неоднократно видел, как Капитан что-то подолгу высматривает в небе. Он знал, почему каждый день встает солнце, и как им найти путь. И знание про солнце было просто дополнительным подарком, главным же был смысл, которым наполнялся мир вокруг. И теперь молодой человек подолгу смотрел на этот огненный шар, который люди на земле наделили чередой магических свойств и духовной силы. Мальчик не думал о людях, которые добавили в этот мир эту «магию», ему почему-то стало интересно понять, как эта «магия» объясняется теми знаниями, которые он недавно почерпнул из книги молодого итальянца Бруно. Юнга не знал о судьбе этого писателя и даже не задумывался, что за ним самим наблюдал человек в рясе, из-за которого, возможно, самому Бруно пришлось расстаться с жизнью, а быть может, даже сам наблюдатель лично успел приложить свою руку к сожжению мечтательного писателя.
Комета не имела отношения к тому, что их пассажиру, которого они подобрали в Риме, приглянулся их новый юнга – это Кок знал точно. Когда-то они разговаривали с Капитаном о высших силах. Корабельный повар точно знал, что за тот разговор их обоих легко могли сжечь на главной площади Рима или Мадрида. И сейчас Кок почему-то думал, что молодому человеку было тяжело здесь, наверняка тяжелее, чем всем остальным.
Немного веры!
Ему хотелось знать, куда бросит корабль хотя бы в ближайшую минуту, хотя бы направление, хотя бы на одно мгновение. Но стихия каждый раз преподносила ему сюрприз за сюрпризом. Бога не могло быть, он просто не мог существовать, ни одно существо, обладающее разумом, не придумало бы это. Молния раз за разом освещала их лица, на которых не было ничего, кроме отчаяния. Мир рушился и поднимался заново, они тонули и всплывали. Кого-то унесло за борт, кому-то разнесло голову реей, кто-то отделался ушибами. И они, несмотря на это, куда-то двигались, и в его голове не укладывалось, как и зачем. Зачем в этом хаосе куда-то двигаться, что-то делать, куда-то рулить, куда-то направлять эту скорлупу из дерева и металла. Но раз за разом мы налегали на канаты, капитан кричал что-то про руль, волны яростно пытались утащить нас к себе, а мы, казалось бы, и рады были перестать бороться, но этот голос возвращал нас в мир боли, страданий и борьбы.
Он давно замерз, холодная вода проникла между досок палубы, в одежду и пропитала их душу. Он не ощущал равновесия, он был готов упасть в каждый момент этой своей жизни. Рождались какие-то образы, и мелькали какие-то моменты прошлого, которые казались ему чем-то далеким и каким-то неестественным, не имеющим ничего общего с тем, кем он себя ощущал – то ли мелкой палубной крысой, то ли мухой, забредшей куда-то, где заканчиваются тучи и начинаются звезды. Холодная вода в очередной раз сбила его с ног, в очередной раз он не захотел подниматься, а просто стал лежать на мокрых досках, чувствуя, что его легко бросает из стороны в сторону как половую тряпку. Голос Капитана теперь приобрел какую-то физическую силу, которая поднимет его и заставит возненавидеть владельца этой силы. Только этот голос переставлял ноги моряков в команде и заставлял мышцы рук тянуть снова и снова за канаты – жилы парусов. Другой воли на этом куске дерева не было.
А потом наступит момент, когда за черными тучами промелькнет солнце всего на миг, всего на секунду оно коснется нас своими лучами. Но этой секунды будет достаточно. Все волны разом потеряют весь свой яростный шарм, нас больше не остановить: надежда пустила в нас свои корни. Немного веры, просто немного веры, и мы теперь знаем, что сегодня мы не утонем и завтра не утонем. Мы замерзнем, исхудаем, кто-то вылетит за борт, но мы доберемся до солнца. Наверное, каждый из нас потерял свою ценность, но мы стали чем-то абсолютным, непоколебимым, тем, что нельзя утопить, тем, что нельзя сломать. И голос Капитана стал вдруг каким-то бессмысленным и смешным, и вскоре он и сам замолк. Мы знали, куда нам плыть, и этот корабль сегодня не утонет. Я посмотрел на бушующий шквал и понял вдруг, как он прекрасен. Или это Она?