Их гиены-матросы с облегчением, хоть и недоумением воспримут изгнание черного – никто не будет теперь их подгонять навешивать быстрее паруса, зло подшучивать над ними, когда они делают глупости. У гиен такой характер: они боятся хищников покрупнее.

Надежда умерла в Коке сразу после последнего вопроса Капитана. И теперь, когда он смотрел на маленькую черную фигуру на берегу, которая постепенно растворялась на горизонте, то Кок просто проклинал про себя этот мир. Что он вот такой, какой есть – прекрасный, жестокий, гуманный, иногда лживый, иногда честный. И он такой: иногда постоянный и стабильный, а иногда сегодня он – ад на земле, а завтра – рай. А они умудряются любить его таким – наверное, самая странная любовь, о которой он знает, даже более странная странная, чем любовь Капитана. Его глаза уже давно не могут разглядеть лицо мальчика, а его сознание все рисует то слезы, то злость, то отчаяние, то ненависть на черном лице, обрамленном кудрями, которое все еще обращено к ним. На белом песчаном берегу он смотрится неприродно, неестественно, не на своем месте. Но это ненадолго, Кок уверен: свое место тот быстро найдет. В этом Кок ему даже немного завидует – у него самого так никогда не получалось.

– Знаешь, зачем я пью вино и ром?! – однажды спросил Кок своего молодого помощника, а потом не дождался ответа и продолжил. – Чтобы успокоиться и нормально засыпать по ночам. Не знаю, как для тебя, а для меня смотреть в этот океан невыносимо, сродни мукам. Не знаю, что видишь тут ты, юноша, а я вижу, что мы здесь как незваные гости, по крайней мере, большинство из нас, девять из десяти здесь на корабле не должны быть. Они, тьфу, Она, тьфу ты, морской демон, океан терпит их только из-за немногих из нас, кого он готов принять. И те, кого он хочет здесь видеть, не всегда знают об этом. Вот я, например, когда-то узнал, и теперь каждую ночь я засыпаю с мыслью, с мучениями, сомнениями: а что если я уже ему надоел. А еще хуже – наскучил! Представляешь, что Она…

– Он, океан?! – поправил его юноша. Кок посмотрел при этих словах на юношу и ухмыльнулся своей бородатой улыбкой.

– Да, он… сделает с нами. Своей головой я уже придумал немало картинок гибели этого корабля. Как мы будем кричать, как эта главная мачта будет ломаться. А мы все так же будем бороться за жизнь. У нас в шторм ведь нет времени на сомнения. Мы просто боремся, и будем бороться, и не будем знать, что все предрешено.

– А Капитан?! Вы не верите?!

– А думаешь, он тоже спокойно спит по ночам?! Ха-ха! – Кок теперь засмеялся. – Думаешь, что он не думает, так же, как я?! Да, в управлении этими посудинами с тряпками ему нет равных. Но он лучше всех нас знает, что скрывается за горизонтом, что мы – муравьи в большой бочке. Запомни, мальчик: в этом мире главным твоим другом должен быть не Капитан, здесь тебя спасти он не может.

– А кто тогда?

Но Кока уже не тянуло на разговоры – ром сделал свое дело.

– Спокойной ночи, – ухмыльнулся Кок и повернулся на другой бок.

На следующее утро Кок понял, чего его так потянуло поговорить с молодым помощником. Его чуйка не обманула – он разглядел первые ее признаки на водной глади, ночью его зрение не давало ему это увидеть. В ветре раз за разом проскальзывали холодные нотки, который он не спутает ни с чем. Кок проснулся с рассветом, но все равно оказался не первым – человек в капитанской фуражке уже был на мостике. Они обменялись с ним взглядами – острые черты лица Капитана стали еще жестче. Капитан был моложе Кока, поэтому для повара всегда было удивительно, когда тот успел накопить столько цинизма, который обычно приходит с годами. Впрочем, мудрости в нем было тоже много, и пока серые глаза под фуражкой были человеческими.