Как в воду смотрел.

И еще – главное, самое главное! – я хочу, чтобы он приехал. Один, без жены. Хочу видеть его, говорить с ним, хочу гулять с ним по притихшей от жары июльской Москве… раз уж ничего другого мне не светит.

Ничего другого не светит не из-за родства, разумеется настолько дальнего, что и говорить не о чем, а из-за того, что он женат и любит свою жену, мать своего сына.

Русскую, как и я.

Учительницу, как и я.

Вдобавок совсем уж немолодую – на десять лет старше меня… и на четыре года старше самого Карла.

И что с того, что старше? Ее он любит, а меня… Тоже любит, но как сестру.

И ничего здесь нельзя поделать.

Или все-таки можно?

Жюли, давеча я обещала рассказать, чем закончился вечер. Что ж, ты легко могла бы догадаться и сама. Папенька объявил мне, что благодаря моему согласию уладил все свои дела с князем Д. Князь Д. готов простить ему все карточные долги и даже уплатить по другим папенькиным векселям, если я сделаю его окончательно счастливым и соглашусь на свадьбу до Великого поста.

– Князь влюблен в тебя, словно молодой и пылкий юноша, – улыбаясь и потирая руки, говорил папенька, а я лишь все ниже и ниже опускала голову.

– Он признался, что ждать до весны ему совершенно невыносимо… Что я мог возразить против подобной страсти? Да ведь и ты же дала свое согласие! Если дело решенное, для чего откладывать?

Признаюсь, Жюли, в тот момент в душе моей шевельнулось враждебное чувство к отцу. Как он мог так говорить?! Неужто он совсем не понимает, не хочет понять…

Впрочем, может, и не понимает – не ему же идти за князя замуж!

К тому же папа думает, что сердце мое свободно, что я никого не люблю. А тогда – не все ли равно: князь ли, другой ли… Князь даже и предпочтительнее, оттого что человек не чужой, а хорошо знакомый, папенькин друг. Любит меня и готов взять без приданого.

Нет, папенька, как всегда, мыслит логично и правильно. Еще третьего дня я готова была скрепя сердце с ним согласиться и просила лишь об отсрочке.

Третьего дня – но не теперь.

Я не стала ничего возражать. Да и что я могла бы сказать – что влюблена в человека, за которого никогда не смогу выйти замуж?

И снова меня ждала бессонная ночь, и снова поутру подушка моя была мокра от слез.

Утром папенька предложил мне заняться свадебными туалетами и не беспокоиться о счетах – жених все оплатит.

Я уже настолько овладела собой, что выразила свое согласие и сказала, что в помощь себе возьму Кити. Вот сейчас, прямо после завтрака, возьму извозчика и поеду к ней.

Папенька, весьма довольный тем, что ему не нужно будет сопровождать меня в торговые ряды, к шляпнице и модистке, а также тем, что мы с Кити для разъездов воспользуемся ее экипажем, выдал мне полтинник на извозчика и разрешил не торопиться с возвращением домой.

Оказавшись на улице, я глубоко вдохнула свежий морозный воздух. Мимо как раз ехал свободный извозчик; но вместо того чтобы подозвать его, я перешла на другую сторону улицы.

Как и давеча в Александровском саду, меня охватило странное чувство: мне представлялось очень важным то, что я делаю или не делаю именно сейчас. Подзови я извозчика, вели ему ехать на Васильевский остров к Кити – и все пойдет так, как желают папенька и князь Д.

Отсрочивая неизбежное, я сохраняла за собой видимость свободы. Я могла еще немного помечтать о том, чтобы сделать свой собственный выбор. Я могла еще немного помечтать о графе… об Алексее… о том, чтобы произошло чудо и он оказался бы свободным. И о том, чтобы произошло еще одно чудо – и я бы понравилась ему.

А если б этих чудес не произошло – ведь чудес не бывает, – то хотя о том, чтобы дела наши каким-то образом поправились и мне не надо было бы для спасения папеньки выходить замуж за князя.