Судоходство восстановили, под мостом пошли груженые корабли, имеющие осадку 3,6 метра (освобожденная глубина фарватера – 4 метра). Только-только. После прохода под Литейным мостом первого судна с тяжелым грузом, спасатели облегченно вздохнули – навигация действительно восстановлена.

Итак, все вздохнули и начали думать, что делать дальше. Грубо говоря, объяснял мне помощник вице-губернатора, возглавляющего штаб по ликвидации последствий аварии, Владимир Аникеев, “резать, оттаскивать или поднимать”. “Народоволец”, кстати, в свое время, как написано в архивных документах, “спрямили”, откачали воду, и корабль всплыл. Правда, ждать пришлось четыре года.

По поводу “Каунаса” постановили – резать и быстро. За работу взялось Балтийское Аварийно-спасательное Управление. “Нам ведь что важно, – объяснял Аникеев. – Главное – мост не повредить. Так что водолазы работают – ведут исследования”.

…Я пришла к месту аварии как раз в промежуток между этими событиями: авария уже произошла, судоходство восстановлено, а сухогруз еще не достали. Хотела посмотреть, как же они работают, водолазы. Никого, кроме одинокого милиционера, не увидела. Может, водолазы быстренько отстрелялись и ушли? Не знаю. Еще увидела рабочего в каске, который производил жуткий шум, что-то делая с гранитным парапетом. То ли ровнял, то ли зачищал. Сюда, вспомнила я, и рухнула будка.

Вглядывание в глубь вод не привело ни к чему. Но я знала– вот там, совсем недалеко от берега лежит корабль, в нем – топливо. “И главное, чтобы с опорой моста ничего не случилось”, – говорили специалисты. Конечно, нашему мрачному воображению разыграться ничего не стоит. Я сразу представила и Неву, по которой дрейфует мазутное пятно, и в нем плещутся ребятишки у Петропавловки, а рыба плавает брюхом вверх, и закрытый мост. Или, не дай Бог, авария случится в момент особо бурного транспортного потока…

Три дня, как на работу, я ходила к набережной. На меня косо смотрел местный дворник. Мальчишки-рыбаки хихикали. Прилично одетый дяденька заподозрил в суицидных намереньях. А я в это время думала, не поверите, что надо бы обновлять торговый флот и закупить новое оборудование для спасательных работ. Интересно, что бы сказал дядечка, если бы я объяснила, что в настоящий момент меня беспокоит акватория Невской губы и самочувствие родного Литейного моста. А ведь это – чистая правда.

Фото Владимира Григорьева

Они, конечно, очень разные – эти ребята в серых больничных халатах и с белыми, прямо под цвет рубах и простыней, лицами. Они родом из России, из разных городов и сел. И возраст самый разнообразный: 18-20-летние солдаты-срочники и 30-летние контрактники. Их объединяет одно – Чечня. Они лечатся в нашем Военно-морском госпитале. На сегодня война для них закончена.

Эти парни плохо спят по ночам, хотя говорят, что в госпитале за ними ухаживают как дома и что страх потихоньку покидает их. “Легкие” отделались обморожениями ног (говорят, сапоги тонкие) и пневмониями (“Да я ящики со снарядами разгружал и устал – лег на ящик. Мороз был. Не заметил, как заснул…”) “Тяжелые” закончили войну навсегда.

Дима – совсем мальчик. Он наш, из области, из поселка Волосово. Его страдания начались в торт момент, когда в блиндаж залетел минометный снаряд, ранив сразу четверых. Ночь они провели в этом блиндаже, только на утро удалось вытащить их оттуда.

– Двое умерли просто потому, что у нас не было лекарств. Ни промедола, ничего… У меня началась гангрена. Ногу спасти не удалось.

– А еще напишите, – включается моряк Павел, провоевавший по контракту 4 месяца, – 70 процентов наших ребят можно было бы спасти, если бы у нас была нормальная связь. Я даже жалел, что детские “воки-токи” не взял, честное слово…