Скользя по трубке, вешалки противно повизгивали, нагоняя на меня уныние, которое тошнотворно щемило в груди. Куда исчезла эта предательница? Она же знает как сложно мне общаться с парнями. Как она могла меня бросить и свалить без предупреждения?

Снаружи опять началась какая-то суматоха. Я незаметно выглянула в окно. Во дворе были припаркованы три черные машины: Lexus, Jaguar и BMW. Дядя Гена, дядя Вова и два громилы, имена которых я не удосужилась запомнить, осматривали сгоревшие ворота. Все мужчины были в накрахмаленных рубашках; их брюки были выглажены, остроносые туфли начищены, а на мне до сих пор была мятая ночнушка.

Я ринулась к шкафу и решительно выдернула платье, идеально подходящее для сегодняшнего случая: строгий воротник, крупные пуговицы, юбка ниже колен, приталенный крой.

Надев его, я взглянула в зеркало. Платье выглядело шикарно, а вот с моим потухшим лицом нужно было что-то делать. В ход пошел толстый слой тонального крема, следом нежно-розовые румяна. Веки я покрыла дымчато-бронзовыми тенями, подкрасила свои прозрачные ресницы темной тушью, нанесла персиковую помаду и надела серьги с бриллиантовыми каплями. Последним штрихом стали белые сапоги с красными стежками из коллекции Moschino Couture.

Алёна Волкова была готова выйти в свет.

6:45 Я спустилась на кухню где запах жареной колбаски смешался с запахом горьковато-терпкой гари, просочившейся внутрь дома сквозь микроскопические щели.

Мама взбивала яйца для омлета. Дядя Гена листал каталог автоматических ворот, a Дядя Вова тыкал в изображения вилкой, приговаривая: “А что? Не хило”. Дедушка, тем временем маршировал от окна к двери и обратно, надрываясь в свой радиотелефон: “Как он мог свалить? Почему ни одна гнида мне не сказала? Да мне насрать… вы…вы все…Я плачу вам, чтобы вы нас защищали!” Дедушка швырнул телефон на стол. “Бездельники. Почему меня окружают гребаные пиявки, сосущие из меня деньги? Почему?”

– А я знала что это случится, пап, – сказала мама, переворачивая колбаски. – Я всегда говорила, что твоя погоня за деньгами ни к чему хорошему не приведет.

– Тебя забыл спросить, – огрызнулся Борис Николаевич и сел за стол. Потом он резко схватил свою тарелку и запустил ею в стену. Громила, стоявший по стойке смирно за окном резко обернулся. Мама помахала ему, давая понять, что все в порядке.

– Псих, – сказала она выливая яйца на сковородку. Они зашкворчали.

Нет, Дедушка не был психом. Какой человек в здравом уме может выдержать такой прессинг? На Бориса Николаевича Волкова давили все: клиенты, подчиненные, общественность. Хотя бы в семье у него должна быть поддержка.

Я подсела рядом (но не слишком близко) и сказала: “Дедушка, все будет хорошо. У нас ведь есть план.”

Мои слова ничуть его не успокоили. Напротив, его взгляд стал таким тяжелым, что под его весом мое тело сжалось до размеров молекулы водорода. Тут еще и дядя Вова вмешался.

– Алёна, не сейчас, – сказал он. А потом наморщил лоб, чтобы придать пущую важность своим словам и добавил: “Убери ка лучше осколки и дай бате другую тарелку.”

Несмотря на внутренний протест подчиняться командам Дяди, я поставила Дедушке новую тарелку и принялась подметать.

– Меня бесит эта жалкая кучка радикалов, – сказал дядя Гена, захлопывая каталог ворот. – Они вообще страх потеряли. Алёна, пропустила. – Указательный палец Дяди был направлен на маленький осколок под пустым стулом. Мне безумно захотелось отлупасить его метлой, но вместо этого я покорно сгребла осколки на совок.

– Проблема в том, – сказал Дедушка, – что их число растет. И действовать они стали более продуманно. – Он наклонился к дяде Гене и в полголоса спросил: “Как у них оказался долбанный динамит? Закону лучше быть на нашей стороне.”