Я подошла к дубовым двустворчатым дверям. Они тоже оказались заперты. Я вновь принялась возиться с ключами.

Стаса нашли сидящим за столом в кухне. Когда он не явился на укол, фельдшер забеспокоилась и позвонила ему (от мобильного Стас отказался, но домашний телефон был здесь с давних пор). На звонок Стас не ответил, и фельдшер сообщила об этом участковому. Преимущество жизни в таких местах, как это: без внимания тебя не оставят. Через пятнадцать минут участковый входил в дом. Стас к тому моменту был мертв уже несколько часов.

– Грех жаловаться, – на похоронах сказала все та же фельдшерица. – Жизнь прожил долгую, правильную, хоть, может, и не легкую, а такая смерть людям в награду дается. Раз – и все. Даже испугаться не успел.

Надеюсь, так оно и было. Большой овальный стол красного дерева застелен вязаной скатертью. Поверх нее положено стекло, единственное новшество, на которое согласился Стас. Через день менять скатерть, кипятить ее да крахмалить вряд ли под силу одинокому мужику. На стульях чехлы из отбеленного льна. Огромный буфет, в котором выставлена посуда, три сервиза: кофейный, чайный и столовый. Все одной фирмы, с вензелем: буква «А» готическим шрифтом с завитушками. Комод с тарелками и столовыми приборами, диван с деревянной спинкой. Все добротное, красного дерева. Бабкино приданое. Точно так же, как сервизы и столовое серебро.

Я прошла, отодвинула стул и немного посидела, вслушиваясь в тишину. В доме было холодно. Включив электрочайник (мой подарок Стасу на день рождения), я отправилась во двор. Набрала дров в большую корзину и вернулась в дом. Пока чай заваривался, затопила печь в передней, решив, что с отоплением разберусь завтра, а сегодня переночую здесь, возле печки, выложенной белыми изразцами и занимающей весь угол. Около печки тут же стало тепло и уютно, и я предпочла пить чай за бабкиным столиком для шитья, покрытым кружевной салфеткой, сидя в ее любимом кресле, которое раньше казалось мне несуразно большим и уродливым. В детстве я воображала, что это превращенный в кресло дракон, но в один прекрасный момент он непременно оживет, вот я и предпочитала держаться от него подальше. А теперь подумала: бабка была права, сидеть в нем очень удобно, вытянув ноги на скамеечку, обитую плюшем, которую в детстве мы ехидно именовали «подкопытником», пить чай из фарфоровой чашки, которой лет сто, не меньше, и смотреть на огонь в печи, чуть приоткрыв чугунную дверцу.

Поленья в печи прогорели, я подкинула еще дров, чувствуя, как в дом возвращается тепло, и тут услышала под окном звук мотора, а потом сигнал. Два коротких, один длинный. Поднялась, накинула бабкину шаль на плечи и вышла на крыльцо. На верхней ступеньке сидел мужчина в кожаной куртке, услышав шаги, повернулся и сказал устало:

– Привет.

– Привет, – ответила я, садясь рядом. – Зайдешь?

– Здесь посидим.

– Ехал мимо? – зачем-то спросила я, прекрасно зная ответ.

– Увидел свет, решил проверить, – пожал он плечами.

– Рада тебя видеть, – улыбнулась я и поцеловала его в холодную щеку. Он тоже улыбнулся.

– Ты по делу? – немного помолчав, задал он вопрос, избегая смотреть на меня.

Эту его привычку я хорошо знала: то смотрит в сторону, то вдруг уставится в глаза и замрет, точно выпадая из реальности. Правда, происходило подобное только при встрече со мной. Причина мне была хорошо известна, я предпочитала о ней не говорить.

– Пса я к себе взял, с моей Стрелкой они вроде ладят, картошку выкопал и сдал Витьке, тебе она все равно не нужна. – Он достал из кармана конверт и протянул мне: – Вот, возьми. Денег немного, урожай в этом году небольшой…