В размышлениях я зашел в дом и не торопясь, поужинал. Лишь спустя час я очнулся от мыслей, поймав себя за просмотром телевизора. Выключив звук, чтобы не отвлекал, я достал из пакета дневник неизвестного и начал было его читать, как буквально через минуту загремел телефон. Я взял трубку, ощущая небольшой страх ― кто может звонить в такое время. За страхом пришло и раздражение. «Не люблю, когда меня отвлекают». Я сделал голос нарочито грозным и тягуче сказал:


― Алло.

– Антон! Завтра чтоб ровно к шести. Придут важные люди. Смотри не опоздай.

– Хорошо. ― промямлил я, скрывая злость, попрощался и положил трубку.


Звонил мой начальник. Что это были за важные люди, я не знал, но решил встать намного раньше, чтобы точно успеть вовремя. Я всегда был человеком пунктуальным и даже удивился, что Иваныч ― так все звали моего шефа ― усомнился во мне.

Переварив разговор, я завел будильник на полпятого и уже взял тетрадь. Но не успел ее даже раскрыть, как снова зазвонил проклятый телефон. Звонил мой старый друг, с которым мы не беседовали около полугода. Сразу же образовалось множество тем. Мы говорили, матерясь как солдаты, иногда посмеиваясь и грубо подшучивая друг над другом. Положив трубку на место, я посмотрел на часы и ужаснулся. Два часа ночи. «Завтра же рано вставать». ― осенило меня. Впрочем сильнее чем сон, меня манило продолжить чтение и я, несмотря на здравый смысл, открыл в дневнике следующую запись. Запись под ничего для меня не значащим заголовком: «Получение имени».

Получение имени

«― Последнее время я занимаюсь странными вещами. ― сказал я серьезно и взглянул собеседнику прямо в глаза.


Передо мной возвышался здоровый мужик лет пятидесяти. Уже с залысинами и будто уставшим от долгих и тяжелых лет жизни лицом. Он сидел напротив меня и потягивал дорогое красное вино. Одет он был неприметно ― серая футболка и синие полинявшие от длительной носки джинсы. Он не отвел взгляда, а лишь слабо улыбнулся и стал разглядывать мой левый глаз, как мне показалось. Ощутив неприятную тяжесть, я отвлекся на свой бокал и слегка отпил. Неплохой вкус для дряной забегаловки, около которой мы случайно встретились пару часов назад.


Из колонок совсем рядом с нами, совершенно для меня неожиданно, полился легкий мелодичный джаз. Выждав паузу, чтобы оценить и насладиться мягким послевкусием вина, я продолжил:


― Уже месяца три я проживаю страдания других.


Мой собеседник подался вперед и на его губах снова заиграла эта хитрая, насмешливая улыбка. Он не проронил ни слова.


― Не знаю, откуда это взялось. Мне никто не рассказывал о подобном. По крайне мере я об этом не помню. В общем как-то раз я пошел прогуляться. Без какой-то конкретной цели. Просто слонялся рядом с домом и внезапно услышал крики за поворотом.


Я замолк и прилично отхлебнул из бокала. Вспоминать те события было грустно и неприятно. Из памяти начали всплывать разные противоречивые чувства. Мурашки побежали по телу. В руках объявилась дрожь.


― Завернув за угол, я увидел, как кричит мальчишка лет пяти-шести. Кричал он просто оглушительно и в этом крике угадывались страх и обида. Лицо его, мокрое от слез, было искажено гримасой боли. Конечно, я мог ошибаться, но мне так показалось. Рядом стояли, видимо, его мать с отцом и тоже орали друг на друга что есть мочи. В тоже время мать дергала мальчугана за руку. Он сопротивлялся изо всех сил и тогда она стала толкать его, подкрепляя свои действия жестким матом. Я подошел поближе. Не настолько, чтобы привлечь внимание, но достаточно, чтобы взглянуть им в глаза. В этот момент и возникла эта странность. Я настолько сильно ощутил себя этим пацаном, что меня как током ударило. Затем я перевел взгляд на мать и стал испытывать также и ее чувства. ― я улыбнулся и оправдываясь, продолжил ― Не подумай, я не говорю о каких-то там экстрасенсорных штучках. Просто я поставил себя на их место. И так поставил, что самому тошно стало. Когда я «был его отцом», меня трясло от злости и в тоже время я избегал взглядов окружающих, опасаясь за свой образ примерного отца. Когда «стал матерью», переживал волны раздражения смешанных с чувствами вины и бессилия. Мальчику, конечно, было хуже всех. ― я сделал паузу и огляделся вокруг. ―