Верхнюю комнату у нас снимает некий господин Гоудсмит, он разведен с женой, ему лет тридцать. Видно, в это воскресенье ему нечего было делать, он сидел у нас до десяти, и никак нельзя было его выжить.
В одиннадцать пришли Мип и Хенк ван Сантен. В чемодане Мип и в глубоких карманах ее мужа снова стали исчезать чулки, башмаки, книги и белье. В половине двенадцатого они ушли, тяжело нагруженные. Я устала до полусмерти, и, хотя я знала, что сплю последнюю ночь в своей кровати, я тут же заснула. В половине шестого утра меня разбудила мама. К счастью, было не так жарко, как в воскресенье. Весь день накрапывал теплый дождик. Мы все четверо столько на себя надели теплого, будто собирались ночевать в холодильнике. Но нам надо было взять с собой как можно больше одежды. В нашем положении никто не отважился бы идти по улице с тяжелым чемоданом. На мне было две рубашки, две пары чулок, три пары трико и платье, а сверху – юбка, жакет, летнее пальто, потом мои лучшие туфли, ботики, платок, шапка и еще всякие платки и шарфы. Я уже дома чуть не задохнулась, но всем было не до этого.
Марго набила сумку учебниками, села на велосипед и поехала за Мип в неизвестную мне даль. Я еще не знала, в каком таинственном месте мы будем прятаться… В семь часов тридцать минут мы захлопнули за собой двери. Единственное существо, с которым я простилась, был Маврик, мой любимый котенок, его должны были приютить соседи. Об этом мы оставили записочку господину Гоудсмиту. На кухонном столе лежал фунт мяса для кота, в столовой не убрали со стола, постели мы не оправили. Все производило впечатление, будто мы бежали сломя голову. Но нам было безразлично, что скажут люди. Мы хотели только уйти и благополучно добраться до места. Завтра напишу еще!
Анна.
Четверг, 9 июля 1942 г.
Милая Китти!
Так мы бежали под проливным дождем: отец, мама и я, у каждого портфель и хозяйственная сумка, до отказа набитые чем попало.
Рабочие, которые рано шли на работу, смотрели на нас сочувственно. По их лицам было видно, что они огорчены за нас и им нас жалко, потому что мы должны тащить такую тяжесть на себе, а сесть в трамвай не можем. Все видели желтую звезду, и этого было достаточно.
По дороге родители мне подробно рассказали, как возник план бегства. Уже много месяцев они переносили в безопасное место часть нашей обстановки и одежды. Все было подготовлено, и шестнадцатого июля мы должны были скрыться. Но повестка пришла на десять дней раньше, и надо было мириться с тем, что помещение еще не совсем подготовлено. Убежище находится в конторе отца. Посторонним это понять трудно. Придется объяснить подробнее. У отца всегда было мало служащих: господин Кралер, господин Коопхойс, Мип и Элли Воссен, двадцатитрехлетняя стенографистка. Все они знают, где мы будем. Не посвящен только господин Воссен, отец Элли, который работает на складе, и два его подручных.
План дома такой: в первом этаже – большой склад, он же экспедиция. Рядом с дверью на склад – входная дверь, двойная, которая ведет на небольшую лесенку. Если по ней подняться, то окажешься перед дверью с матовым стеклом, на нем черными буквами написано: «Контора». Это и есть главная контора, очень большая, очень светлая, где много народу. Днем там работают Мип, Элли и господин Коопхойс. Через проходную комнату, где стоит много шкафов, большой буфет и несгораемый шкаф, входишь в темноватый кабинет, где раньше сидели господин Кралер и господин ван Даан, а теперь остался только господин Кралер. Из коридора тоже есть вход прямо в этот кабинет, через стеклянную дверь, которую можно открыть изнутри, а снаружи нельзя.