И ведь я не думаю, что такой уж слабой была. Совсем нет. Удары судьбы принимала с достоинством, вскакивала, искала выход, мчалась дальше. Но, может, судьба перестаралась со мной? Может, нельзя было бить по запрещенным местам? Лишать жизни невинных. А? Судьба? Бог? Слышишь там меня?!

Нет, он давно перестал со мной считаться. Он бы броней наградил, непробиваемый жилет, что ли, выдал, когда раз за разом умерщвлял меня. В самолетах или на кораблях предусмотрены спасательные жилеты, а что Бог дает тем, кого отправляет на землю? Справедливость, веру в ангелов-хранителей, искусство, творчество?

Справедливости ни в одни века не было. Боги менялись. От искусства люди страдают. Ну, хоть алкоголь изобрел. А то самоубийство – грех, а сам подсовывает людям кресты, которых не вынести. И чушь это, что дается по силам. Не по силам. Нет таких сил, чтобы вынести смерть ребенка. Нет – и все тут. Одни оправдания, тупые, никчемные оправдания.

Ох, Света, я же хотела в хронологическом порядке, а мысли не слушаются. Совсем перестали хозяйку понимать, скачут из стороны в сторону, да и вас всех, я смотрю, изрядно пугают. Я про учебу, да? Учиться мне нравилось. И сказочно повезло, что выбила общежитие. Его обычно городским не дают, но я настояла. Я вообще тогда в пробивную девицу превратилась, себя не узнавала. От вялой покорной «рыжульки» ничего не осталось. Я обрезала длинные волосы и в черный хной покрасилась. Волосы у меня непослушные были, вверх норовили подняться, вились немного, не то что сейчас, упали одинокими сосульками, а тогда я расхаживала с медно-черным одуванчиком на голове.

Так вот прихожу в канцелярию пединститута, как только вывесили списки поступивших, и давай их упрашивать. Мол, мать не поддерживает, мешает заниматься, а у меня мечта – стать учителем рисования. Мать, как узнала, что я в будущее педагоги подалась, так скандал закатила. Гнобит, ругается, разве в такой обстановке можно жить творческому человеку. Да никогда! Ну и призналась вдобавок, что без отца осталась. Не знаю, что оказалось решающим, но дали мне комнату на четырех девочек.

Две девчонки и года не проучились, вернулись обратно в деревню, не знаю, что с ними стало потом. А с Оксаной мы год вместе прожили под одной крышей и после института долго дружили. В соседних школах работали. Она учитель математики. Оксана реально была училкой, наверно, с рождения, вот такой карикатурной, в очках, волосы зализаны лаком волосок к волоску, рубашки наглажены с вечера. Ни разу в мятом на парах не появилась. Две блузы у нее всего было и одно платье за все четыре года, и при этом скромном наборе держала она себя как королева. И порядочная очень была. Долго мне помогала. Но всем надоедает помогать. Это я хорошо усвоила.

Люди помогают до предела. Особенно женщинам, особенно пьющим. Это мужик запьет, на него какая-то баба найдется, и пригреет, и приласкает, а то и домой с улицы заберет. А что за принц женщину из соседнего двора с лавочки притащит, отмоет, накормит, закодирует? Ой, смех. Нет, пьющая женщина – это приговор. Окончательный вердикт. Ну, дети, друзья, родственники, конечно, помучаются, но как обычная женщина для своего загульного мужика надрываться не будут. Потому что у всех свои заботы. А мужичка отмоют и дома усадят: «Сиди, мужик, дома. Охраняй. Радуй мое самолюбие, что я не одна в жизни». Дуры все-таки бабы, непроходимые, непролазные дуры. Зачем такого мужика держать в доме, выхаживать его? Он ее, как освоится, и бьет, и помыкает ей как вздумается. Может и запьет хлеще прежнего и ее саму споит. Я бы вот лучше баб с улицы вытаскивала.