По части продовольственного кризиса комиссары призывают рабочих справиться с ним «своими средствами»; как сие понимать в обращении к рабочим, не поведано, но, при выяснившемся уже арсенале большевистских способов, средства должны быть весьма решительные и для нас, буржуев, контрреволюционеров и старорежим-ников, – достаточно колючие.

В газетах сообщается о занятии Харбина китайскими войсками и помещена грозная телеграмма Троцкого, посланная им в Харбин, об аресте там всех способствовавших этому событию русских властей. Товарищи комиссары, самым бесцеремонным образом тяпающие по головам всех попавших под их лапу русских, вообразили, что право этого тяпания распространяется чуть ли не на весь мир. Троцкий не соображает, что если Харбин занят китайцами, то кто же из его комиссаров или сподручных окажется в состоянии произвести требуемый им арест.

12 декабря. Сообщение с югом прекратилось; решил пробираться на Дальний Восток; весь вопрос в том, как добыть средства на дорогу – все наши несчастные сбережения мы по чувству долга обращали в военные займы, погибшие под декретом большевиков.

Голод надвигается вовсю, так как Украина и Дон остановили весь подвоз с юга; остаются только далекие запасы хлеба в Сибири, но как их подать при хромающих на все колеса железных дорогах? Большевистский режим, распуская все низы, уничтожает даже надежду на то, что грядущее Учредительное собрание окажется в состоянии восстановить какой-нибудь порядок.

13 декабря. Получил в Главном штабе последние воспоминания об императорской России – звезды и ордена за время этой войны; прежде была бы радость, а теперь только одна горечь всего пережитого.

Официально объявлено, что подвоз хлеба из Сибири и с юга прекратился, а потому надо ожидать настоящего голода «со всеми его последствиями»; не надо быть пророком, чтобы догадаться, что все эти последствия обрушатся на нас, так как товарищи голодать не хотят. Сейчас голод даже с руки большевикам, ибо, оставаясь повелителями распределения наличных и притекающих запасов продовольствия, они владеют средством привлечения к себе единомышленников и вольных и невольных прислужников несравненно более сильным, чем декреты, пропаганда, убеждения и т.п. «Хочешь быть с нами, дадим есть; а не хочешь – пеняй на себя» – таков сейчас лозунг большевистской политики по отношению ко всему населению. А ведь ради прокормления семьи и просящих есть детей к большевистским ногам склонятся очень многие непреклонные при других обстоятельствах шеи.

Остановка многих заводов и фабрик увеличивает толпы безработных и бродяг. Невеселые впереди перспективы.

14 декабря. Газеты наполнены перечнями грабежей и убийств в городах и беспорядков и разгромов, учиняемых товарищами на железных дорогах. Объявлено, что хлеба в Петрограде осталось на пять дней и что на восток посланы особые отряды добывать хлеб и продвигать его к красной столице.

Вспоминается проклятие Петрограду раскольников, гибших при Петре Великом на работах при осушке здешних болот, и их предсказание, что «через два ста лет быть этому проклятому месту пусту».

15 декабря. Сегодня узнали, что большевики заняли все частные банки и объявили их национальной собственностью; в городе по этому случаю полная паника, так как многие, боясь держать ценности дома, положили их в сейфы и теперь разом потеряли всё.

Лично я всегда был настроен против банков и считал их жадными пауками и родителями всевозможных спекулянтов и узаконенных грабителей, но принятая большевиками мера бьет по всем без разбора и погубит только Россию; не нам, корчащимся в анархии и нищете, предписывать миру столь сногсшибательные новшества, да еще по финансовой части; эксперименты в экономике во много раз опаснее таковых же в политике, ибо экономические волны распространяются глубже, дальше, проникают больше вовнутрь и разводят за собой массу мелких зыбей и волнений. Особенно остро разразился над обывателями декрет о реквизиции всех металлических ценностей, находящихся в сейфах; спокойно чувствуют себя только те ловкачи, которые вовремя перевели свои капиталы за границу.