Я ему заявил, что не принимаю на себя никаких политических обязанностей по жизни своего корпуса, но требую от него как от комиссара самой энергичной помощи по поддержанию в корпусе боевого порядка, по несению боевой службы и по устранению из обихода частей всего того, что могло бы отразиться на исполнении корпусом поставленной ему боевой задачи.

По телефону сообщили, что наши большевистские премьеры за свое усердие получили назначения: доктор Склянский – в революционный петроградский штаб, а Позерн – главным комиссаром в Псков; всюду разослан приказ об аресте Керенского. Пришлось в спешном порядке спасать начальника 70-й дивизии; он своим сухим педантизмом настроил против себя все части дивизии, но пока она держалась, всё обходилось; теперь, при галопирующем развале, его положение сделалось отчаянным. Вчера в совершенно обольшевиченном Переяславском полку состоялся митинг, на котором было решено убить начальника дивизии, заставив его предварительно выкопать себе могилу на высоте 72 (в расположении полка); полк сегодня двинулся к штабу дивизии для исполнения этого постановления, и только благодаря находчивости председателя дивизионного комитета удалось через сад увести Беляева, отправить в Двинск и вывезти его оттуда на первом поезде.

На фронте происходят невероятные безобразия: переяславцы, которые, на радостях победы большевиков, согласились было сменить стоявший на позиции Ряжский полк, ушли совсем со своего участка и на смену не пошли; тогда ряжцы бросили свой боевой участок и сами ушли в резерв; всю ночь целый полковой участок занимался одной ротой Сурского полка и оставшимися офицерами, но без всяких средств связи, снятых ушедшими с позиций телефонистами. Вообще при общем развале Сурский полк ведет себя отлично; много значит отличный подбор ротных и батальонных командиров, которые везде и всегда подают пример добросовестности исполнения своих обязанностей. Зато переяславцы побивают все рекорды разложения; председатель дивизионного комитета 70-й дивизии пытался вчера говорить с этим полком; пока он нес им обычную митинговую вермишель, то его восторженно приветствовали («как будто бы им золото на грудки клали», по образному выражению присутствовавшего на митинге члена корпусного комитета). Но как только оратор начал говорить о том, что надо идти на смену полков 18-й дивизии и стать на защиту своего боевого участка, то его речь была покрыта криками «долой» и матерщиной, а потом страсти так разгорелись, что оратора еле спасли от смерти.

Сейчас все части во власти пришедших из запасных полков пополнений. Как будто нарочно держали в тылу орды самой отборной хулиганщины, распустили их морально и служебно до последних пределов, научили их не исполнять никакие приказания, грабить, насиловать и убивать неугодное им начальство, а потом этой гнусной гнилью залили наши слабые кадры. Когда эти орды сделались невыносимыми для тех городов, в которых они стояли, то были посланы особые партии уговаривателей-ораторов с такими гастролерами, как Лебедев, Чхеидзе и др., дабы убедить запасные полки отправиться на фронт; некоторые города заплатили огромные деньги товарищам за то, что те согласились сесть в вагоны и уехать.

Неужели Керенский не понимал, что он делал, выбрасывая эти разнузданные банды на фронт, где они сделались грозой для мирного населения и гибелью для последних остатков надежды восстановить на Руси закон, порядок и государственность.

Всё звериное, так роскошно взращенное русской жизнью и ничем не сдерживаемое, вылезло наружу и рвет на куски всё чужое и всё жирное и вкусное. Ведь уже и теперь кое-где превзойдены ужасы Журдана и Авиньонской бани; что же будет дальше, когда эти начинающие гастролеры сделаются настоящими мастерами в деле истребления людей.