Весь день провалялся; слабость, перебои в сердце и изнуряющее отсутствие сна; когда закроешь глаза, то в них стоит какая-то желтая муть.

Происходящая на съезде борьба является последней битвой эсеров, которые с самого начала революции без соперников царили во всех комитетах 5-й армии, и царили разумно, с большим здравым смыслом, но не особенно дальновидно и слишком по-штатски; они долго мечтали править массами при помощи убеждений и красивых фраз и резолюций; в начале, пока всё это было внове и пока массы еще сдерживались старыми привычками и врожденной боязнью власти, наши милые эсерики имели большой успех; теперь же их песенка спета, их время ушло, их средства потеряли всю силу, и выпущенные из-за решеток революционные звери их неукоснительно скушают.

Всё это неизбежно и крайне печально; руководители старого комитета Ходоров и Виленкин – очень умные, очень нешаблонные люди, и в пределах им доступного много сделали хорошего и немало задержали разложение армии; но у них не хватило размаха зорко разобраться в грядущем и вовремя настоять, не боясь никаких попреков, перед старшим командованием и самим Керенским на принятии самых исключительных мер, способных остановить начавшееся с марта разложение армии. В этом отношении они оказались людьми слишком мелкого калибра и слишком недостаточного дерзания; они плыли по течению, пока оно было для них благоприятно; ловко спаслись от многих подводных камней, но прозевали, когда течение примчало их к водопаду, которому, видимо, суждено их поглотить. У них, скованных партийными наглазниками, не хватило мужества вовремя потребовать (и настоять на своем требовании) восстановления дисциплины, понимая, что это еще очень далеко от реакции; они не сумели прозреть необходимость добиться уменьшения состава армии и очистки ее от шкурного и опасного для порядка и духа войск элемента; у них не нашлось прозорливости понять всю гибельность и безнадежность июльского наступления и, не боясь никаких упреков, властно потребовать его отмены.

Близость 5-й армии к Петрограду придавала деятельности нашего армейского комитета исключительно важное значение; в июле комитет сыграл огромную роль в деле ликвидации первого большевистского выступления и создал такую обстановку, которая давала все возможности подобрать упущенные в марте государственные вожжи. И всё сорвала никчемность и актерская ходульность товарища Керенского, у комитета же не хватило размаха подняться до высоты положения и, презрев все упреки в реакционности, настоять тогда на осуществлении тех мер, которые так властно требовались обстановкой.

Но во всяком случае нам, строевым начальникам, было возможно работать при этом комитете, который очень тактично не вмешивался не в свои дела и во многом нам помогал; стоящие во главе его эсеры очень скоро свернули в разумную правую сторону и охотно шли на то, от чего шарахалось в сторону даже царское правительство.

22 октября. По газетам и по сведениям, полученным комитетами из Петрограда, там совсем плохо; большевики при поддержке солдат-дезертиров, заполонивших в последнее время обе столицы (в Петрограде их свыше 200 тысяч), матросов и распропагандированных частей местного гарнизона собрали все свои силы, и на днях должно последовать какое-то решительное с их стороны выступление. Правительство совершенно растерялось, мечется в уговорах и компромиссах, видимо, не понимая, что сейчас идет последняя ставка на существование какого-нибудь порядка и сейчас уже глупо и преступно деликатничать и разбираться в средствах; пора забыть про разных якобы демократических и квазиреволюционных пустобрехов, на которых большевики весьма плюют; демократия не есть анархия. Слепота, легкомыслие Керенского спасли большевиков от июльского разгрома; теперь они оправились и открыто лезут на правительство, чтобы его свалить, а сие последнее рассыпает цветы демократического красноречия и что-то мелет, вместо того чтобы или пустить в ход, пока еще не совсем поздно, каленое железо и раз навсегда выжечь грозную и отнюдь не демократическую язву, или же сознать свое бессилие и самому убраться от власти. Ведь все повадки большевиков ясно показывают, что они церемониться не будут и будут действовать так, как то следует при столь ожесточенной и непримиримой войне.