Впрочем, в настоящее время о Медико-хирургической академии уже перестали говорить; гораздо серьезнее волнения в других высших учебных заведениях, особенно в Технологическом и Горном институтах. Сегодня утром приехал ко мне министр внутренних дел Тимашев с известием, что, по секретным сведениям полиции, готовится большая уличная демонстрация, в которой хотят принять участие студенты всех учебных заведений разных ведомств.

Тимашев предложил назначить у меня сегодня же совещание между всеми министрами, в ведении которых состоят учебные заведения. К часу пополудни съехались ко мне Рейтерн, граф Толстой, Тимашев, Валуев, Мезенцов (заступающий место Потапова), Селифонтов (товарищ министра путей сообщения), градоначальник Трепов, а также приехали неожиданно великие князья Константин Николаевич и Николай Николаевич. Каждый из министров рассказал, что делается в подведомственных ему заведениях; один граф Толстой [как подобает иезуиту] лицемерил, выгораживая университет, как будто в нем всё обстоит благополучно и в полном порядке.

Затем начались горячие споры о том, как следует действовать в случае демонстраций или беспорядков в каком-либо из заведений. Более всех ярыми и суровыми против студентов явились Валуев и граф Толстой; напротив, великий князь Константин Николаевич поддерживал меня в том, что правительству надобно прежде всего действовать хладнокровно, спокойно и, главное, справедливо, что молодежи следует оказывать некоторое снисхождение и прибегать к закрытию курсов и целых заведений можно только в крайних случаях. Мы разъехались, не сговорившись и ничего не решив положительно.

Вечером у меня был обычный воскресный кружок знакомых.

4 ноября. Понедельник. В Государственном совете узнал, что Горный институт сегодня закрыт и из Петербурга высылают всех иногородних студентов этого заведения. Технологи продолжают волноваться.

Обедал я сегодня у принца Ольденбургского.

С 1 ноября началась повсеместно операция призыва к воинской повинности по новому положению. В Петербурге дело ведется в большом порядке и подобающей обстановке. Всех поражает резкая противоположность со стародавними варварскими порядками рекрутских наборов.

Возвращение государя в Петербург отложено до 13-го числа. Императрица останется на некоторое время на юге Европы.

19 ноября. Вторник. Возвращение государя еще отложено на неделю – до 20-го числа; императрица, по совету доктора Боткина, после крестин в Лондоне отправилась через Париж в Сан-Ремо. Неизвестно, долго ли она там останется.

Протекшие две недели я провел довольно спокойно. Студенческие волнения подавлены, но едва ли совсем прекращены, ибо неудовольствие осталось. В городе опять распространяются разные нелепые толки против меня, как будто я потворствую молодежи и чуть ли не я виновен во всех возникавших и возникающих смутах. Низкие эти козни я презираю и продолжаю действовать по своим убеждениям. Считаю вопиющей несправедливостью и жестокостью выгонять студентов только для того, чтобы показать пример строгости, когда расследование дела не указало ни одного из них более виновного, чем все прочие. Но знаю вперед, что государю опять наговорят против меня, и придется мне снова бороться со зловредными наговорами.

В записке, посланной мною в Ливадию, изложено мое мнение о существе бывших в Медико-хирургической академии беспорядков; я указал, что корень зла заключается в раздорах между профессорами, в их [неприличных и] бестактных выходках, а потому предложил приняться за пересмотр устава Академии, чтобы возложить это дело на особую комиссию, которая временно приняла бы на себя заведывание Академией. Через это я имею в виду временно устранить и необидной форме главного военно-медицинского инспектора, тайного советника Козлова, против которого существует в Академии какое-то личное озлобление. Предположенная мною комиссия, составленная из разнообразных элементов под председательством генерал-адъютанта Непокойчицкого, человека дельного и спокойного, будет гораздо более удобным для меня орудием, чем тайный советник Козлов.