– Ромка, где ты? Что ты хотел этим сказать?

Мама сидела там же, в углу коридора, на полу, смотрела в пустоту. Рома стоял у входной двери и медленно ее открывал, по его щекам катились слезы, а в глазах читалась безысходность, он пытался не показывать вида, что рыдает, но Рома был бессилен это скрыть. Руки его не слушались, но он делал это, он открывал эту чёртову дверь! Перед дверью, на пороге, сидел мой трёхлетний племянник, Леня, Ромкин сын. Он смотрел на всех непонимающим и потерянным взглядом. Но этот взгляд не сравнится с тем, как Рома смотрел на Леню. Ромкино лицо было залито слезами, но он не мог с этим ничего поделать. Когда дверь уже была наполовину открыта, с улицы повеяло зимней морозной ночью, это был леденящий душу холод. Леня сидел на полу между дверью и обезумевшим отцом, теперь в этом не было никаких сомнений.

– Сначала я выброшу тебя, мелкий выродок, а вслед за тобой твоего папашу! – отец этого не сказал, но я всё понял без слов. Также было понятно, что на улице Рома с Леней не протянут и часа.

Время словно остановилось… Все часы в доме будто замерли. На несколько мгновений дом словно погрузился в вакуум, все посторонние звуки исчезли. Остались только незаметные в повседневной суете звуки, они усилились тысячекратно. Я мог слышать, как механизм настенных часов медленно, но необратимо прокручивает часовую стрелку. Я мог слышать, как бешено колотятся сердца Ромы и Лени. Взвод, щелк, взвод, щелк… Кадры, которые навсегда останутся в памяти. Если бы это было возможно, я бы достал эту пленку из фотоаппарата, размотал ее и выбросил на самое яркое солнце, чтоб от нее не осталось и следа. Я бы разбил вдребезги красный светофильтр, что бы комнату залил яркий свет от лампы и, тем самым, уничтожил все фотокарточки. Я бы высыпал все реактивы по ветру, что б больше никогда их не касаться. Взвод, щелк, щелк… Сюжеты, которые я буду вспоминать как ночной кошмар, который заставляет вскочить среди ночи с кровати и судорожно оглядеться вокруг в надежде не увидеть ничего или никого постороннего. И даже убедившись, что все в порядке, ты все равно не сможешь уснуть, ты помечен ночным кошмаром и он будет терзать тебя до утра. Взвод, щелк, щелк… Боль с которой ты ничего не можешь сделать, которую приходится просто терпеть изо дня в день, которая испепеляет тебя, мешает тебе жить, но ты бессилен что-либо сделать. Щелк, щелк, щелк… Всё это смешалось воедино и пульсировало у меня в висках. ЩЕЛК, ЩЕЛК, ЩЕЛК…

Ума не приложу как, но я подбежал к маленькому племяннику, схватил его на руки и крепко прижал к себе. Леня вцепился в меня железной хваткой, даже если бы я его не держал, он бы остался висеть на мне. Он смотрел мне прямо в глаза и в его кристально чистых глазах теперь читалась надежда вместо непонимания. Я бросился к входной двери, плечом грубо оттолкнул брата, тем же плечом грубо распахнул дверь и выбежал с Леней на улицу. Да, там было холодно! Да, там задувал пронизывающий до костей ветер! Да, там была та самая, леденящая душу зимняя ночь! Да, мы мерзли, но прижавшись друг к другу было немного теплее. И даже здесь, по ту сторону двери, мы с Леней чувствовали себя намного лучше, чем в доме, где бесновался отец. Я хотел кричать так, чтоб меня было слышно в самых потайных уголках планеты, в самых глубоких пещерах горных массивов, но не мог выдавить из себя и звука. Мы стояли напротив этой чертовой входной двери, я наблюдал за тем, что происходит внутри.

– Давай! Выйди сам сюда! И останься здесь! – наконец закричал я отцу, набрав полную грудь морозного воздуха.