Фридрих: Тем более что я был в маске, а женщинам, как тебе известно, больше по душе мое лицо, чем речи. Дело было на балу у баронессы Вёльнер. Я увидел там женщину в черной полумаске и проследовал за этой прелестной волчицей в ее логово, но на заре явился ее муж, матерый волчище. Представляешь?

Венцеслав: Ну и что же ты сделал? Вы пожали друг другу руки? А потом выпили вместе, как это обычно делается?

Фридрих: Если бы! Он был в ярости! Совершенно вне себя! Хотя, надо признать, он здо́рово меня рассмешил! Представляешь, каково мне было сохранять холодность, стараясь при этом не расхохотаться? Я сказал ему: «Сударь, я глубоко опечален, что мне пришлось стать для вас иллюстрацией к известной поговорке “Кто место свое покидает, тот его теряет!”» Он так и остолбенел. Стал вызывать меня на дуэль. Это в наше-то время, в Вене – представляешь?! Что за отсталость!

Венцеслав: И к тому же тупость!

Фридрих: И не говори! Ты только представь себе: я в восемь утра стреляюсь из-за женщины, которую едва знаю!

Венцеслав: Так он тебя вызвал? Кто же это такой? Кроме обер-егермейстера, все мужья тут… Ну, я тебе уже говорил…

Фридрих: Я весь разбит. Это не женщина, а какая-то фурия! Так хороша собой и так изголодалась, бедняжка!

Венцеслав: Кто же она?

Фридрих(с достоинством): Ты шутишь? Моя матушка запретила мне…

Венцеслав: Но я же их всех знаю!

Фридрих: Что ты похваляешься? Хвастай сколько угодно, но я не так воспитан…

Венцеслав: Послушай! Ты глупый желторотый птенец, дурачок, впрочем, ты всегда таким был. Вот уже три года, как я служу в Вене. Поверь, я знаю всех здешних женщин. И нет тут никакой похвальбы: я просто всех их знаю!

Фридрих: Об этом не может быть и речи. Так нельзя.

Венцеслав: А соблазнять чужих жен можно? Кто бы говорил!

Фридрих: Не настаивай.

Венцеслав: Ах как ты несносен, мой бедный Фридрих!

Фридрих ложится, гасит свет и начинает говорить.

Фридрих: А что это за обер-егермейстер, о котором ты прожужжал мне все уши? У него что, жена – дурнушка?

Венцеслав(в темноте): Дурнушка? Нет, она просто прелесть. А вот он убивает всех ее любовников – из принципа. Поскольку он лучший егерь при дворе, прекрасный стрелок, да еще и устраивает охоты для эрцгерцога, ему даровано право драться на дуэли! Могу тебе сказать, что нет в Вене мужчины, даже из уланов, который подолгу заглядывался бы на его жену.

Фридрих: Не понимаю…

Венцеслав: Чего ты не понимаешь? Не понимаешь, почему мы оставляем эту прелестницу в покое? Так вот, дорогой мой, если бы ты хоть раз увидел, как тело твоего лучшего друга остывает в залитой кровью траве (или снегу), ты понял бы. Трое моих друзей сложили вот так свои головы.

Фридрих: Но это же запрещено законом!

Венцеслав: И тем не менее я лично видел Николауса фон Вейнберга с пулей в сердце. Вальзо Горовиц получил пулю в голову, а Георг Понятовски…

Фридрих: И король позволяет убивать вот так своих подданных?

Венцеслав: Так я же говорю тебе, что этим ведает эрцгерцог и что обер-егермейстеру дано такое право – драться на дуэли!

Фридрих: Да как же его зовут, этого твоего обер-егермейстера?

Венцеслав(смеясь): А-а-а, вижу, куда ты клонишь! Не беспокойся, мой милый, не беспокойся! Обер-егермейстера здесь нет, в настоящее время он охотится в Пруссии и пробудет там до будущей недели.

Фридрих(упавшим голосом): Как его имя? Как имя его жены?

Венцеслав: А она все же прехорошенькая! Представь себе, в какой-то момент я был даже в нее влюблен. Не настолько, чтобы открыться ей, иначе я с тобой сейчас не говорил бы, но ровно настолько, чтобы страдать от этого. Зовут его Корнелиус фон Бельдт, а ее – Адель. Бедная, прекрасная, недоступная Адель!