– Ох, и затащили вы меня в этот злополучный Торжок! – возмущался брянский купец Брежко Стойкович, сидя за столом в большой трапезной зале городской харчевни и вытирая усы и бороду большим цветастым платком. – Здесь даже меды не сладкие!

– Кто знал, батюшка, – виновато опустил голову старый купец Бурнаш Житоедович, – что приключится такая беда!

– Мы всегда проезжали через этот Торжок по пути в славный Новгород, – ныл другой седовласый купец, Безсон Силович, – и все шло спокойно!

– Не знаю, – покачал головой крепкий тридцативосьмилетний купец Мордат Нечаевич. – Я не раз путешествовал другой дорогой с почтенными людьми и никогда не встречался с трудностями, а тут послушал вас, как умудренных жизнью людей, и влип, словно муха в зловонную жижу…

– Ладно бы какая сумятица, – пробормотал Брежко Стойкович. – Этого на нашей несчастной Руси всегда хватает! Однако вот я совсем не ожидал таких поборов от здешней власти! Еще немного – и совсем останемся без товаров!

– Ты зря повез свои меха в этот Новгород, Стойкич, – грустно покачал головой Мордат Нечаевич. – Мог бы без особого труда сбыть их в Брянске. Пусть не с такой выгодой, но в накладе бы не остался…

– Да вот пожадничал, – угрюмо молвил купец Брежко. – Разве мы не купцы, чтобы не желать большей выгоды?

– Так-то оно так, – пробасил Мордат Нечаевич, – однако вон оно, как все обернулось! Мне-то пока не так плохо: они еще не добрались до моего меда…А твои меха – такие же деньги, как серебро!

– О-хо-хо, – простонали остальные, сидевшие за одним столом купцы, также неосмотрительно повезшие меха на продажу. – Нас совсем разорили!

Зима 1315 года установилась холодная. Но конец декабря был снежным, и купцы, ехавшие в Великий Новгород, рассчитывали на легкий санный путь по замерзшим рекам, озерам и болотам. Едва же они достигли некогда гостеприимного Торжка, как вдруг ударили сильные морозы, и им пришлось задержаться в ожидании улучшения погоды. Но холод не только не ослаб, но еще больше усилился: даже птицы, по словам выходивших на улицу горожан, падали с неба, замерзая на лету.

В такой холод, когда, казалось, сама природа пришла в неистовство и нещадно карала все живое, безумствовали и люди, несшие зло и разрушения.

Из далекой Орды, из бескрайних волжских степей вновь вышли полчища воинственных татар, ведомых великим суздальским и тверским князем Михаилом Ярославовичем.

Последний, благодаря обильному серебру, добился у татарского хана Узбека своей «правды»: молодой хан обвинил Юрия Московского и новгородцев в самоуправстве, незаконной передаче новгородского «стола» «бесчестному Юрку» и повелел наказать виновных.

Как ни удивительно, сам князь Юрий, пребывавший в Сарае, от своих деяний не пострадал: хан Узбек повелел ему выплатить в ханскую казну дополнительную мзду серебром и мехами, а его самого оставил в татарской столице дожидаться подвоза московского серебра.

Разгневанный Михаил Ярославович вел татарские полчища на «низовую» Русь и жаждал полного разорения московских земель. Однако татарские полководцы, следуя приказам ордынского хана, попридержали пыл великого князя.

– Государь не требовал разорения Мосикэ, – говорил ханский темник Тайтимур.

– Мы можем потерять свои башки за самоуправство! – вторил ему другой воевода Марал-Хада. – Веди нас лучше на Новэгэрэ-бузург, а там можешь не щадить никого!

– Разве нам не хочется разграбить эти залесские города? – качал головой третий татарский военачальник, Идай-Арслан. – Руки так и чешутся, когда мы проезжаем через эти земли! Но у нас есть указ от славного государя: этого делать нельзя!