Было время, когда Санкт-Петербург мистически воздействовал на юношей и девушек, начитавшихся Достоевского и наслушавшихся русского рока. Мода на грязные парадные Питера нулевых, набережные Невы, на поребрики вместо бордюров, на хабарики, которые шипят под каблуком. Мы все слишком рано прочитали «Преступление или наказание» и представляли себя Раскольниковым, шляющимся по Гороховой улице и теряющимся на Сенной площади. Гоголя мы прочитали ещё раньше, поэтому некоторые воображали себя Пискарёвым, пропавшим в толпе на Невском проспекте. У каждого, в сущности, был свой Петербург, и очень часто книжный. Петербург Белого, Петербург Мережковского, Петербург Аствацатурова, Петербург Стогова. Питер был музыкальным. Нас тянуло на Рубинштейна 13, на Ротонду, на так называемую улицу Джона Леннона во дворе на улице Пушкинской. Мы помним, как школьниками нас водили по Литейному, и мы ловили портреты Виктора Цоя на жёлтых стенах. Как ходили теми же дорогами, по которым в течение известных четырнадцати дней бродил Родион Романович. Застревали на Кокушкином мосту. Сворачивали с Вознесенского проспекта на набережную Фонтанки. Поднимались на чердак дома номер пять в Столярном переулке. Видели маляров в парадной, спускающихся впереди нас. Это всё приводило в восторг. Но таким Петербург оставался в юношестве, а затем приобретал новые черты. И мы скорее походили на героев фильма «Прогулка», за один день повидавших всевозможные улицы и дома центрального Петербурга. Традиция – каждый год приезжать в Питер хотя бы один раз. Чаще всего это были шумные компании. Концерты. Пьянство на Фонтанке. Мне нравилось играть в петербуржца. Я выходил из рассыпающегося дома на Обводном канале, сворачивал на Черняховского, чтобы не пропасть без вести на переполненном Лиговском, убегал на Разъезжую, брал правее на Марата, а затем дворами добирался до Рубинштейна, там уже пахло близостью Фонтанки, набережной, на которой всегда хотелось жить. Фонтанка постоянно вела меня к Инженерной или Итальянской, там можно было выбрать любой из близлежащих скверов и передохнуть, выпить холодного сидра, потрепаться с Максимом или Ксенией. Или с ними обоими. Можно было дойти до Михайловского сквера, что интереснее, или Михайловского сада, что лучше. Последний выводил нас к Мойке и каналу Грибоедова, и тут мы ломали голову, куда идти, потому что вариантов продолжения прогулки возникало множество. Но лично меня тянуло к Дворцовой набережной. Я любил глядеть на Ростральные колонны, и пусть лучше Биржевая площадь остаётся по ту сторону Невы. А потом всё повторялось снова: Казанский собор хостел «Друзья» Зингер Бар Ливерпуль Чёрная речка улица Седова и её беспросветная канава и ряды алкашей – позавчера я окончательно сорвался в поганую полусмерть на углу Лиговского и набережной Обводного канала в отделении для буйных проснувшись cimex lectularius32