– Ну ка рассосались, хмыри подзаборные. Чо варежки разявили, дай пройти. Перед ними стоял здоровенный парень, в обоих руках держа тюки с рабочей одеждой и фуфайками, перекрученные проволокой. Глаз его озарял жёлто-сине-лиловый фингал. Жеке было тринадцать лет, а именно так звали крепыша, и он жил в соседнем дворе. Героический отец его сидевший за воровство, и освободившийся по амнистии, от указа Лаврентия Палыча 53 года, был направлен на строительство светлого будущего, с такими же как он заключёнными, ещё недавно не чаявших в ближайшие годы о свободе. После войны наш город строили и восстанавливали пленные немцы. После их ухода, бывшие заключённые, так называемые химики, добивающие оставшийся срок не за колючкой, а на воле, но на принудительных работах, которые так и вливались не пересыхающим ручьём в наше море строительной славы, до конца развала союза. Постоянное присутствие заключённых, званных в народе зеки, не способствовало одухотворению и культурной возвышенности населения нашего городка. В середине пятидесятых, соколы Берии, то есть уголовники, внесли не малый вклад в развитие и повышению квалификации нашего уголовного розыска. То вам труп в подвале дома культуры после танцев, то грабёж склада, то труп, то граёеж, пьяная поножовщина. Казалось бы не чего особенного, но для наших мест, такая культура поведения всё таки не свойственна. В дальнейшем конечно на химию отправляли не злостных рецидивистов, а в основном оступившихся в этой жизни советских граждан, ну или попавших в тюрьму случайно. И конечно заключённые отбывающие наказание в местах лишения свободы, стремились к послаблению своего режима, то есть отправке на химию. Говорить о полной свободе, даже находясь на воле, нельзя. Скажем так, оставшийся срок добивали на воле, где постоянно нужно было отмечаться у коменданта общежития, причём прибывая вовремя, ибо за любые нарушения, химик отправлялся назад на зону. Извиняюсь за историческое отступление, так вот о Жеке, его старший брат ещё имея отроду шестнадцать лет, трудился учеником в строительной бригаде, и по настоянию матери, договорился с бригадиром, о взятии на летний период нашего бесперспективного школьника, на работу. Но и в труде как и в учёбе Евгений себя не нашёл. Зато у него получилось здорово пару краж, у своих же товарищей по работе. Как говориться Бог любит троицу, на третий раз он и попался, когда стырил часы у бригадира. Бригадир был человек основательный, хозяйственный, и если где что плохо лежит, сам мог к государственному имуществу ноги пристроить, и к себе увезти- унести. В советское время украсть у государства, даже воровством-то не считалось. Ведь все кругом народное, все кругом моё. Так сделать себе втихаря от государства, и за его же счёт премию, которую то же государство, втихаря не доплатило тем же рабочим. Многие воруют у государства, однако за своё, и даже не своё, но уже ставшее своим, готовы порвать всех и всякого, кто посягнёт на их собственность. А тут ещё нужно учитывать, что бригадир был жмотом знатным, хоть и не поймал на краже вора, но не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, с чьим приходом в бригаду стали пропадать вещи. Позвав в бытовку молодого воришку, предложил ему с глазу на глаз, по хорошему, вернуть ему его любимые часы. И встретив в лице практиканта не понимание, можно сказать возмутился:

– Ах ты падла! Ах ты крыса поганая, у своих тыришь. Карась тухлый, я тебя сейчас уродом сделаю! – И тут разъярённый, можно сказать следователь, прокурор и палач, не обманул парнишку. Первым ударом в солнечное сплетение, привело Жеку на четвереньки, на коих он и пытался выскочить из строительного вагончика. Но мы же помним, что экзекутор наш был человек основательный, и не любил оставлять дело не завершённым, схватив за шиворот, откинул парнишку в глубь бытовки.