Когда солдаты пересчитали друг друга у дверей, за которыми слышался яростный визг и скрежет когтей, то поняли, что Мишель остался там, с крысами.

– Может, вернуться? – спросил один из гвардейцев.

– Слишком поздно. – ответил Хулио. – Двое останутся здесь у дверей. Остальные – за мной. Нужно организовать эвакуацию людей из замка и из города. Живо. А ты, – и граф ткнул пальцем в трубача, – найди Гумбольдта и Уркесюка, передай им, что здесь видел. Всем все ясно?

– Да! – рявкнули гвардейцы и кинулись выполнять приказ.

Тем временем, когда Изаура покинула комнату сына, Херо нервно прошелся по комнате, и грустно посмотрел на друга:

– Кажется, наша «Черная кошка» превратилась в мокрую курицу.

– Банда – это не только пещера со столом, лежанкой, знаменем и деревянными мечами. Группировка – это состояние души. Шайка – это философия жизни. – сказал Варт и почесал нос. – Пока мы с тобой вместе – мы одна банда. Вот станем взрослыми и создадим Синдикат.

– Может быть. – вздохнул Херо. – А я так мечтал отметить свой день рождения в кругу друзей, подраться на мечах, испечь на углях яйца дрозда и тетерева, да картошечки с луком. Игнасио принес бы свиные копыта с хреном. Эх, какой это был бы пир. Я бы даже пива достал. Все-таки тринадцать лет не каждый день исполняется.

– Не петушись. – рассудительно заметил Варт. – Стоит посмотреть на все это и с другой стороны. Ну, хорошо, не пошли бы мы вчера на Свиняру, дождались бы твоего дня рождения. Собрались, глотнули бы пивка, а тут нас всех и спалили бы. И что? Если не выпендриваться, сам ведь знаешь, что пацанам хватит и пробки понюхать, – сразу развезет. Так что не ной, а благодари богов, что все мы живы остались.

– И все-таки жаль.

– Чего? – Варт начал сердиться.

– Да я вдруг понял, что детство уходит. Вчера мы потеряли штаб и знамя. Это – судьба. Я все время стремился повзрослеть, а сейчас ощущаю себя глубоким стариком. Я чувствую: изменилось само время. И того, что было, уже никогда не вернуть.

– Ты, конечно, и старше, и книг больше прочитал, и графом станешь, когда вырастешь. И все такое. Но чего ты воешь и сокрушаешься? Подумаешь: тринадцать лет ему исполняется. Старец, блин, тут выискался!

Но закончить спор мальчишкам не дал шум, поднявшийся со всех сторон.

– С тех пор, как к нам приехал Уркесюк, житья не стало! – в сердцах фыркнул Варт. – Опять что-то стряслось.

Парни вышли в коридор и увидели поварят, бегущих сломя головы. Следом мчались растерянные слуги и Гулливер.

– Крысы! Крысы! – кричали они.

– Час от часу не легче. – глубокомысленно изрек Варт. – Вчера: огненные кони и молния, сегодня: твоя мама и крысы. О боги, что день завтрашний для нас готовит?

– Чахотку, видно, и потоп. – проворчал Херо.

На самом деле дон Педро процитировал строчку из бандитских, запрещенных песен декабристов, но никто не обратил на это внимания. Всем было не до того: все боялись крыс.

– Я с ними не побегу. – сказал Херо. – Больно надо. Если в замке есть крысы, нужно поставить ловушки и насыпать яда кураре, бромистого калия, фтористого йода, еще чего-нибудь, а не носиться по замку с глупыми воплями, побросав работу.

– А если крысы окажутся два раза умнее тебя, и обойдут яды и ловушки? – Варт нахмурился. – Я о таком слышал. Гумбольдт рассказывал, что у них там, на севере, было нашествие черных крыс, которые кушали детей и взрослых. Но даже те, кого просто покусали, – начинали болеть, бредить и умирать. И тогда в тот город пришел пастух со свирелью и, под звуки своей музыки вывел полчища этих зверюг к морю. Трое суток пастух играл на свирели, стоя на плоту, а крысы шли в воду стройными рядами и тонули.