Когда опасность миновала и здоровье академика уже не внушало опасений, Рита, несмотря на то что отпустила на праздники сиделку и сама ухаживала за матерью, требовавшей почти круглосуточного внимания, решила все-таки устроить столь желанное Альбертовне торжество и пригласила ее на свой давно прошедший юбилей, чтобы хоть этим немного отвлечь соседку от тревожной рутины последнего времени и помочь расслабиться. Истосковавшись по привычной жизни и, конечно же, устав от тревог и хлопот, та встретила приглашение с восторгом. Такое светское мероприятие – без обширного круга приглашенных и в непосредственной близости к выздоравливающему мужу – она уже могла себе позволить.

Данилова прекрасно понимала, что острейшая потребность Изольды Альбертовны находиться в центре внимания и весь ее накопившийся ресурс по светскому общению обрушится теперь именно на нее. Тем не менее Рита не могла не поддержать бедную женщину в сложившейся ситуации и приготовилась героически вынести душное, а порой и просто выматывающее общение с ней. А чтобы нести ношу было легче, требовалось дополнительное плечо – и она попросила меня подставить свое, в надежде разделить энергетические потоки бывшей актрисы на двоих и выдержать оборонительное сражение без больших потерь. Семья – не в счет: ни муж, ни племянники Риты на такие подвиги однозначно не готовы.

Я прекрасно понимала подругу, сочувствовала ей, и поэтому без малейшего колебания – хоть и с чувством ужасной досады незнамо на кого – прервала свое только-только начавшееся чудесное ничегонеделание. Оставив кошек на попечение соседки, я запрягла свою сандеру, обзываемую Санькой, кликнула неразлучного лабрадора Мартина, который привычно запрыгнул на заднее сиденье, и помчалась через залив в Приветино на надуманное торжество по поводу давно забытого юбилея.

Погода соответствовала настроению: в стекло лупила какая-то мелкая крошка, сильный ветер гнал воду залива в Неву; на дамбе он достигал такой силы, что сбивал машину в сторону, – приходилось все время держать руль вывернутым; кольцевая была залита реагентом, и грязные брызги мгновенно замызгали белую, честно вымытую перед Новым годом машину до черноты. Было тускло и серо: серый залив, серое глухое небо, темно-серая дорога, серый ветер, кое-где остатки грязного, съеденного оттепелью снега – и только газпромовская башня, как исполинская елка, сияла над заливом веселыми цветными огнями.

Машин было мало. Второй день нового года – это такое время, когда новогодние гости уже разъехались, а новые еще не приехали, отходя от недавней полуночной суеты. Поэтому добралась я быстро: свернув с магистрали, уже через полчаса стояла перед воротами и набирала номер Вадима, мужа Риты. Вадим, не произнеся ни слова, правильно отреагировал на мой звонок: ворота поехали вбок, пропуская меня внутрь. Я припарковала Саньку под навесом, выпустила Мартина и оглянулась на машину. Та без тени смущения отдыхала между пузатыми от солидности бээмвэшками и мерседесами хозяев.

Я оставила Мартина разбираться с новой территорией и направилась к дому. Стремясь получить от невольного путешествия хоть малую толику удовольствия, я приехала на час раньше назначенного времени в надежде успеть пообщаться с Ритой. Однако уже издалека в огромных, до земли, окнах залитой светом гостиной я увидела Изольду Альбертовну, не утерпевшую, видимо, до назначенного времени. Стеклянная дверь вела прямо в гостиную; но я, не дойдя до нее и пользуясь наступившей уже темнотой, остановилась чуть поодаль – немного полюбопытствовать.