– Сто лет тебя не видела, живем-то далеко, через дом. – Вера вошла в прихожую, улыбающаяся, жизнерадостная. – Да, видно, что у тебя, кроме кофе, ничего нет. Причем, наверное, не первый месяц. Жалко, что ты не в девятнадцатом веке живешь. С такой талией и такой интересной бледностью удобно в обмороки падать, как тогда было модно. Сейчас – нет. В этом пакете киевские котлеты. Практически готовы. Очень даже съедобные. Разогреваются пять минут максимум. Продаются в нашем магазине, до которого тебе три шага. Но, конечно, без вдохновения их не приготовить.

– Это так, – улыбнулась Маша. Она была рада видеть загорелую, круглолицую, полноватую Веру, которая казалась ей всегда уютной и приятной, как теплый домашний хлеб, как живое напоминание о Машиной жизни с родителями, когда и у нее была дружная, любящая семья…

– Ты сиди, я сама приготовлю, – сказала на кухне Вера. – Вижу твой трудовой подвиг: посуда помыта, раковина и плита сверкают. Хвалю. Можешь на сегодня прерваться.

Они поужинали, Маша с удивлением обнаружила, что проголодалась.

– Вкусно. Спасибо тебе.

– Да ладно. Как-нибудь с кулебякой собственного производства к тебе приду. Специально испеку, тайком от своих, а то сожрут тут же. Ты поела?

– Да, а что?

– Расскажу, что у нас приключилось. Мы умирали со смеху.

– Уже настораживает. То есть это во время еды слушать нельзя?

– Ну, тебе нельзя. Ты – нежная. В общем, Варьку, чучело наше одноухое, помнишь?

– Ну, привет. Почему я ее забыть должна? У нее полтора уха, между прочим. Милейшая собака.

– Да. Именно это я и хотела сказать. Милейшая собака. А у соседей по даче – такса с мерзким характером. Визгливо лает целый день, а когда мы проходим, просто в истерику впадает, морду под забор просунет и вопит. Варька молчит и думает. И придумала. Наши шли в лес с ней – и тут гвалт из-под соседской калитки. Морда торчит. Варька в момент метнулась, схватила таксу за загривок, вытащила из-под забора, сразу придушила, как крысу, и понеслась в лес ее догрызать.

– Ты что! Она ее убила?

– Ну, не совсем. Говорю ж, догрызать потащила, еще живую. Петька отбил, но, прямо скажу, это была некондиция, – Вера залилась своим здоровым смехом.

– Вера, – грустно сказала Маша, – тебе кажется это смешным? Они хоть к врачу таксу отнесли?

– Они сунули ее обратно под забор и свалили по-быстрому. Пока хозяев дома не было, одна домработница.

– Ужас. У вас нервы, как канаты.

– Да ладно тебе. Это жизнь. Ты лучше скажи, что у тебя? Где Мишка?

– Мы разводимся.

– Да ты что? Из-за того, что он выпивает?

– Из-за многого.

– Да, дела. А Мишка небось квартиру эту делить будет.

– Надеюсь, что нет. У него своя есть. Я эту продать хочу. Куплю меньшую. Деньги нужны.

– На что?

– На все.

– Хочешь знать мое мнение? Это маразм – такую квартиру продавать. Деньги всегда можно заработать, детей у тебя нет. А когда появятся, вот тогда ты локти будешь кусать, что сглупила.

– Мне тридцать три года. Какие дети!

– Господи, сейчас и в пятьдесят, и в шестьдесят рожают. Не читала, что ли? «Я думала, что климакс, и вдруг воды отошли», – Вера процитировала и опять весело рассмеялась.

– Тогда у меня масса времени, – кивнула Маша и услышала звонок. – Извини, я на минуту. Да, Таня, я пишу… Записала, спасибо. Да, скажу «от Татьяны». Сколько заплатить? Хорошо. Еще раз спасибо… Расскажу, конечно.

Маша положила телефон и растерянно смотрела на бумажку с адресом. Что она ей скажет, этой гадалке?

– Что-то серьезное? – внимательно посмотрела на нее Вера.

– Я даже не знаю. Возможно, нет. Это адрес гадалки.

– Чего-чего?

– Понимаешь, такая история произошла…