Это было так неожиданно, что не только Милана лишилась дара речи, но и на физиономии следователя, не обезображенной состраданием и человеческими эмоциями, появилось выражение жалости. Неожиданно для себя и она пожалела Кента: при всей его петушистости, любовании собой и напыщенном фанфаронстве он оказался ранимым и чувствительным, как сентиментальная барышня на выданье из старинных женских романов.

– Мне очень жаль, – сказал Илья Ильич сухо, – но считаю безнравственным давать пустую надежду после месяца безрезультатных поисков.

– А исключений не бывает? – спросила Милана.

– Бывают, – нехотя буркнул Протасов. – Но лично мне не попадались чудеса. Если нам станет что-либо известно о вашей Агнии, я обязательно информирую вас.

Вот и все, фактически поставлена жирная точка. На улице Милана и Викентий долго стояли у автомобилей, в основном молчали, иногда делились впечатлениями, но коротко. И что самое удивительное, впечатления у обоих совпадали, а также настроение унылости и ощущение безнадежности охватило обоих. Так и стояли, опираясь спинами о бок авто Миланы и глядя перед собой.

– Не хочет заниматься поисками Нии, – сделал вывод Викентий после довольно длительного молчания.

– Мне тоже так показалось, – согласилась Милана.

– Не понимаю, зачем стариков держат на таких должностях, – заворчал он. – Старый хрен даже ради амбиций не желает пальцем пошевелить.

– Да, – согласилась разочарованная Милана, – у него отсутствует задор, дед пассивен, хотя бегать ему не приходится, для этого оперативники существуют. Его дело – ум и логика, но и головой он не хочет думать. Не знаю, как быть, что делать…

Последнюю фразу она произнесла протяжно, задумчиво, вынудив Викентия посмотреть на нее. Как ни странно, он вдруг оживился:

– Ты думаешь, Ния жива?

– Думать и надеяться разные понятия, – ответила она. – Чтобы думать так, надо иметь хоть какие-то подтверждения, подсказки, мол, эта находка показывает, что хоронить Нию рано. Но таких находок нет, наоборот – кровь ее, отпечатки принадлежат ей, это все работает на версию деда. А надежда… она просто так существует, сама по себе. Вот я и надеюсь, что Ния жива.

Во время ее рассуждений Викентий не сводил с нее жадных глаз. Жадных не в том смысле, будто возжелал Милану, он тоже надеялся, что она, имея завидный ум, подскажет что-нибудь стоящее, но нет.

– А ты задавала себе вопрос про Нию? Она мне говорила на полном серьезе, что ты так получаешь ответы свыше.

Викентий напомнил сестре жены ее странный прием общения с собой, но с таким жаром, что она невольно покосилась на него: неужто верит в подсказки свыше? Но то, как он уставился на нее, смутило Милану, м-да, жаль разочаровывать зятя, поэтому ответила уклончиво:

– Много раз.

– И что говорит твое я?

– Молчит чаще. Иногда отвечает и да, и нет.

– Как это? Не понимаю.

– Я задаю вопрос, чтобы на него можно было ответить да или нет, потом произношу эти два слова по очереди, каждый раз слушая себя.

– Ооо… – протянул Викентий то ли с ужасом, то ли с восторгом. – Да ты у нас ведьма.

– Не говори глупости, – вяло огрызнулась Милана, – это всего лишь желание заглянуть в будущее или понять настоящее, но не гарантия на стопроцентный ответ. Интуиция есть у всех, так что и ты спрашивай себя, а главное, подумай, что делать будем.

Еще несколько минут назад Кент рыдал, как глубоко обиженная девчонка, да вдруг удивил решительностью, впрочем, у него было время прийти в себя:

– Значит, так. Я не видел тела Нии, поэтому, пока не увижу ее труп, буду считать живой. И приложу все силы, чтобы найти свою жену.

– Согласна, – воодушевилась Милана.