– Пока я оплачиваю твои карманные расходы, я тебе и то, и другое! Ах да, конюх проболтался, будто ты велел заложить экипаж к завтрашнему вечеру. Куда навострился?

– Д-дело в том, что давеча в «Свинье» я познакомился с одним англичанином, он тут проездом…

– Небось будете бултыхаться вдвоем в Мутном Пруду, детворе на потеху, и вылавливать своих мокриц?

– Это не мокрицы! – живо отреагировал Леонард, но увидев, как помрачнело лицо отца, воздержался от дальнейших объяснений. Новая трепка ему не улыбалась. – В любом случае, герр Штивенс приехал сюда с другими целями. Он этнограф, путешествует по европейским деревням.

Впервые за время разговора Штайнберг проявил интерес.

– Он богат? Должны же у него быть средства, чтобы финансировать такие эксцентрические выходки?

Фабрикант не сомневался, что стоит увидеть одну европейскую деревню – и ты знаком с ними всеми. Повсюду пьянство, суеверия, и нежелание шагать в ногу с капиталистическим строем.

– Не знаю. Я не спр-а-шивал, – виновато ответил Леонард. – Он сказал, что интересуется фольклором.

– Чем?

– Ну там сказки, прибаутки, заговоры от вросшего ногтя… Фольклор – это основа растущего национального самосознания. По крайней мере, он так сказал. Очень славный молодой человек…

– А ты уверен насчет последнего пункта?

– То есть?

– Что перед тобой был человек, – пояснил Штайнберг, чувствуя в груди завихрения гнева, ледяного, как арктический шторм.

– Да, к-кажется…

– Кажется?

– Точно да! – убежденно заговорил Леонард. – Он попросил у служанки хлеба и сыра.

– Значит, они еще не начали прибывать. Хотя не исключено, что этот твой приятель у них на посылках. Так, – отозвался Штайнберг. – Так. И ты предложил ему прокатиться в нашем экипаже – куда, кстати?

– В замок Лютценземерн, познакомиться с графом.

– Леонард, ты выжил из ума! – простонал отец, прикрывая глаза рукой. – Ты хотя бы представляешь, олух, как это может быть опасно!

– Но….

– И после того, что произошло! И буквально накануне Бала!

– Ты думаешь, что между всем этим есть взаимосвязь?

– Я уже не знаю, что и думать.

Он рухнул на стул, который возмущенно скрипнул от такого обращения. Леонард встал рядом. Вот бы упасть на колени и обнять отца, да только тот расценит это как чрезмерную вольность. И когда, кстати, он в последний раз менял белье? Несвежая рубашка – это рассадник бактерий, а отец сейчас такой рассеянный! То ли еще будет через неделю, когда распроклятый Бал состоится.

Вернее, не состоится – вот в чем ужас-то.

– Прости, отец, я поступил глупо, – промямлил Леонард. – Конечно же, никуда я с ним не поеду.

– Наконец-то здравая мысль. Нам нужно сидеть тише воды и ниже травы.

– Но сам он все равно доберется до замка. Хоть пешком, но доберется. Ты бы видел, как он загорелся этой идеей.

– Его право. А вот графа, пожалуй, стоит предупредить, чтобы ждал посетителя. А то еще обидится, что ты подкинул ему незваного гостя за здорово живешь. Хотя вряд ли, гостей он любит. Даже чересчур, – усмехнулся Штайнберг. – Отправь ему весточку и не забудь засвидетельствовать свое почтение фройляйн Гизеле. Ох, и почему я должен тебя всему учить!

Леонард уныло кивнул. Он давно уже чувствовал себя так, словно пытался вытащить из шкафа галстук, лавируя между скелетами, которые клацали зубами и норовили цапнуть его за руку.

– Вы звали меня, герр доктор?

Доктор Ратманн, главный врач больницы Св. Кунигунды, оторвался от изучения медицинских карт и посмотрел на вошедшую. Как и остальные сиделки, девушка была одета в темно-коричневое шерстяное платье с высоким белым воротничком и столь же белоснежным фартуком, так что запросто сошла бы за горничную из респектабельного семейства. Из-под гофрированного чепца не выбилось ни пряди каштановых волос. Несмотря на свою молодость, ночная сиделка являла картину спокойствия и благопристойности.