– Эй, ловите пьяного сопляка, потонет у берега, аки фифулька, засмеют нас береговые крысы!

Раздался громкий хохот и его потащили из воды.

Ничего не вижу, ничего не чувствую, но слышу. Как будто море и причал, как будто корабли поскрипывают мачтами, хлопают парусами. Чайки кричат и люди рядом чем-то своим занимаются. Кто-то подошел и положил ладони на виски. Мятный ветер пронесся рядом.

– Не мельтеши, полежи часок и оклемаешься. Живой, целый. Жди, – успокоил чей-то грубый голос.

Спасибо, успокоил. Лежу, дышу. Слушаю, что говорят. Кто-то легенду рассказывает про Морских орков. Про Морского дракона и ветер, который теплый, свежий, Нордверден зовется.

Тут фильм что ли снимают?

Телу было хорошо, но интуиция вопило про попадалово.

* * *

Одинокий морской орк, свесив длинные ноги над морской бездной, в одиночку (он ведь одинокий) напивался в хлам с помощью одной бутылки горького пойла, название которой он не смог прочитать (чертов готический шрифт, да и написано не на русском), впрочем, неважно что это было за пойло, напиться не получалось…

Армагеддон – конец мира, страшно. А ведь апокалипсис собственного, внутреннего мира происходит гораздо чаще.

Не мочь двигаться, не видеть – ни это ли кошмар любого человека? Оставалось только ждать. "Потерпеть часок". Только это обещание невидимого человека давало сил не биться в истерике от страха, плача и воя, как волк в западне. Не чувствовать тело было страшно, знать, что оно есть и не чувствовать. Зрение сводило с ума, показывая что-то мутное, размазанное, вспышки пятен. Силится увидеть опасность и не мочь увидеть. Страшно, когда нет возможности протереть глаза, сдвинуться с места, закричать. Он зажмурился. И очень надеялся, что зажмурился, ведь глаз не чувствовал: захотел зажмуриться – темно, хотел посмотреть – мельтешили пятна.

Может это все бред? Кошмарный сон. Пусть это будет сон, пожалуйста, проснись.

Не сойти с ума не давали звуки. Звуки обычной жизни, будто все как всегда. Как будто он тут есть и это нормально, что он тут овощем лежит. Никто не звал врачей и полицию, не кричали, не было устрашающих звуков. Он старался не думать о том, что есть и другие объяснения для этого. Например, он умер и скорая ему уже не нужна.

Просто не думай, просто слушай и жди. Какой долгий час, каждая минута тянется вечность. Неопределенность, ожидание, тревога.

Просто слушай.

Вокруг было довольно таки оживленно. Множество разных шумов складывались впечатление морской пристани, но странностей хватало. Что-то было странно, но что именно ускользало от паникующего мозга.

В какой то момент он понял, что частично чувствует тело. Или не тело? Было осознание, что он лежит под открытым небом на деревянном настиле, укрытый покрывалом. Открыл глаза и долго смотрел в небо, пока не понял, что вот это небо. Закат подкрасил грозовые облака оранжево-красным и эта багряная кайма у темных облаком несла тревогу. Небо апокалипсиса. Это конец света? Испуганно билось сердце, конечности закололо тонкими иголочками.

Кто-то подошел, темным контуром тела закрыл небо. Кто-то помог ему сесть, закутал покрывалом и произнес знакомым голосом, просившим недавно не мельтешить и ждать:

– Ну, что уже очухался, болезный? Слышишь меня?

– У-а, – непослушные губы выдали хриплое согласие.

– Видишь?

– У-у-и-а, – пожаловался он.

– Ну-ну, потерпи, уже почти оклемался, вы, орки, парни крепкие, – его утешающее потеребили за плечо и тут назидательно отчитали, – а вот не надо было пьяным в портал прыгать. Разве тебя в школе не учили? Нет? Из какой же задницы Мирра ты выпал? Не-не, не хочу знать, не интересно. Что ж вам всем дома то не сидится? Третий сегодня. Поди из дома сбежал. Да? Вижу прав. Что маменька достала? Ну да, ну да. Одному же легче, проще, – насмешливо фыркнул всезнайка и поддел. – Ну ты пока никуда не уходи, я еще забегу. И это будет мутить, скрутит судорога, в пот бросит, эрекция, то ты – не переживай, это нормально, это хорошо – значит выкарабкался.