В 1963 г. В. А. Игнатьев вновь возвращается к своим воспоминаниям о семинарской юности и пишет очерк «Как создавалась «очарованная душа»[34] о своём увлечении пением и хоровыми кружками в период с детских лет и до пребывания в Белоруссии, а также очерки «Старая Пермь» и «Кама».[35] В очерках «Старая Пермь» и «Кама» он постарался показать Пермь и Каму глазами семинариста. В письме к И. С. Богословскому он писал: «Считаю, что наша семинария и даже духовное училище заслуживают того, чтобы о них сохранилась память. Конечно, это теперь не современно, но думаю, что когда-нибудь всё «утихомириться», и потомкам нашим интересно будет узнать и об этом».[36] Кроме того, он на основе своих воспоминаний составлял рассказы и педагогические поэмы.[37]

О своём отношении к христианской вере он высказался в письме И. С. Богословскому, поздравляя его с вербным воскресеньем в 1963 г.: «Этот праздник является предвозвестником весны. Также он остался в памяти.

Было ли это на самом деле, или это только легенда? С детства я привык думать, что это было, и представлял всё-так, как это описано в Евангелии. Эти мои представления для меня так же реальны, как и многое другое, о чём я слышал или читал, но чего не видел глазами. Эти представления вошли в содержание моей жизни[38], как и все другие. Всё, что мы так воспринимаем, так же реально, как и то, что мы видим, потому что оно является содержанием моей реальной жизни. Оно – содержание моей моральной природы – единой и неделимой. И вера, и разум – элементы этой природы, и имеют равноправное значение для человека. Величайшей ошибкой в истории человечества явилось противопоставление их одну другой, потому что это повело к расчленению единой нравственной природы человека. И сколько бы люди не бились доказать, что и вера, и разум враждебны друг другу, единая нравственная природа человека восторжествует, и гармония между жтими двумя сторонами природы будет восстановлена, так как иначе человек не сможет существовать».[39]

Предлагая систематизировать свои воспоминания для возможной передачи куда-либо в архив, В. А. Игнатьев выделил из них две темы: 1) «Духовная школа накануне Октябрьской революции» (трилогия); 2) «Очерки о Зауралье». «По-моему, – писал он, если их примут в «сущем виде», то так и сдать, как автограф. Если кто заинтересуется, то он найдет возможность привести в желанный ему вид».[40]

В августе 1963 г. В. А. Игнатьев и И. С. Богословский вместе совершили поездку в г. Камышлов и село Тимохино, где встретились с М. М. Щегловым, посетили само здание училища и были на родине матери И. С. Богословского.[41]

Местами, где решался вопрос о сохранении его воспоминаний, были Пермь, Москва и Свердловск. В октябре 1963 г. В. А. Игнатьев посетил П. С. Богословского в Москве.[42] Павел Степанович занимался подготовкой документов для своей коллекции, передаваемой в Пушкинский Дом (Институт русской литературы). Ими было принято решение о наборе на печатной машинке некоторых очерков для возможной передачи в архив. Однако в Пушкинский Дом принимались отпечатанные рукописи по содержанию имеющие только общесоюзное значение.

Одновременно с общением с братьями Богословскими, В. А. Игнатьев ознакомил В. П. Бирюкова со своим мемуарным творчеством и стал составлять уже отдельную «свердловскую коллекцию» своих воспоминаний. Идея В. П. Бирюкова о создании Уральского архива литературы и искусства, который был организован в 1964 г. и документы которого уже находились в одном из хранилищ Государственного архива Свердловской области, а также личное желание писать, размышляя о прожитой жизни, и, кроме того, стремление отразить в очерках информацию, полученную от друзей, которых он знакомил со своими мемуарами, – всё это вместе побуждало В. А. Игнатьева к ещё большему увлечению очерками и рассказами. В письме к И. С. Богословскому он сообщал: «В. П. Бирюков всё возится с переездом сюда и обещал зайти ко мне перед маем. Я написал ему несколько очерков из истории семинарии, восстановив кое-что из прежде написанного, что находится в Москве: