Года три спустя, находясь в командировке в Афганистане уже в должности корреспондента окружной газеты «Фрунзевец», я увидел в Пули-Хумри Мишкин портрет. Изрядно выцветший под афганским солнцем, красовался на Аллее Героев. Новиков был изображен на большом железном листе, при всех наградах (два боевых ордена и медаль «За отвагу»). Сходство – потрясающее. А краски, как я узнал, были обычные, малярные, но они верно послужили делу военно-социалистического реализма в области батальной живописи. Мишка такой и в жизни был – запыленный, облупившийся под солнцем, поскольку рыжим тяжело загореть. Позже, встретив Михаила в Термезе, в танковом полку (недалеко отъехал он от Афгана), я рассказал ему о неувядающей славе. Мишка отмахнулся: у него, заместителя комбата, хватало иных воспоминаний. Впрочем, тот вечер мы провели очень славно! Но продолжу о рейде БАПО.

На железной солдатской койке сидят трое бородатых мужиков с автоматами «ППШ», в объектив заглядывают чумазые детишки, толпа худых черных людей тянет руки к галошам и кускам хозяйственного мыла, солдат, увешанный оружием не хуже Рембо, о котором тогда не знали, оседлал невзрачного ослика.

Итак, колонна БАПО остановилась на въезде в кишлак. Бронетранспортеры разогнали по всем направлениям для создания обороны. Грузовик с гуманитарной помощью поставили в центре. Меж двух кривых чинар натянули кумачовый лозунг с арабской вязью.

Экипаж звуковещательной станции «на полную катушку» врубил узбекскую музыку, перемежая фольклор с записями «Чингисхана». Походный клуб растянул брезентовую шахту. О клубе-кинопередвижке скажем особо. Как нести в массы «важнейшее из искусств» – кино? Клубов в кишлаках нет, электричества нет. Да и ночью по Афгану не разгуляешься. И придумали. Стеклянный матовый экран был помещен в черный парусиновый рукав, а проекция шла с обратной стороны, из аппаратной машины. Фильм был у нас один, переведенный на язык дари, – «Пираты XX века». Афганцы смотрели его с неменьшим удовольствием, чем индийские фильмы. Правда, часто с издевкой спрашивали, намекая на один из начальных эпизодов фильма: «А что, «шурави» (советские) «эпиум» (опиум) пароходами возят?» Это был еще тот вопрос. В самом Афгане гашиша и опиума-сырца было как грязи! Про героин говорили меньше, но от этого его не убывало.

В памяти всплывают картинки митинга «советско-афганской дружбы» в Чардаре. Вот Русаков через переводчика, чертовски красивого, по восточным меркам, бухарского еврея Алика, убеждает афганского «партайгеноссе» говорить на митинге короче. Непустой совет: партафганцы молотили по часу на жаре, вызывая суровую ненависть и у рядовых соотечественников, и у наших солдат, скучающих в жидкой тени чинар.

О чем говорили? Схема простая: СССР – друг, Америка, Иран, Пакистан – враг, Брежнев – хорошо, Амин – плохо, Бабрак – хорошо, социализм – хорошо, капитализм – бяка. По древним традициям, когда в речи упоминались имена лидеров, было положено хлопать в ладоши.

Бабрак Кармаль – аплодисменты.

Ленин – аплодисменты.

Брежнев – овация.

И так до рвоты.

Перед митингом всем раздавали книжечки с портретами вышеназванных революционеров. Бумага – верже, глянец, полиграфия по тем временам – высший класс. Издательство АПН. Вооруженные крестьяне (крестьяне ли?) и их многочисленные отпрыски эти книжечки брали не очень охотно. Читать ведь не умели толком. Да еще такую заумь. А для иных целей эта бумага не годилась. Во-первых, жестковата, во-вторых, задницу на Востоке бумагой не подтирают... Афган, кстати, многих наших научил подмываться на всю оставшуюся жизнь... «Кресты в России смотрят на Восток».