Разведка вернулась, едва отряд снялся с бивака и выбрался на дорогу. Урядник плеткой попотчевал своего норовистого жеребца, понуждая пойти вровень с сонной и смирной командирской кобылой, и доложил обстановку. Но, глядя прямо на Дениса Васильевича, Иванов постоянно скашивал глаза на Михаила Касьяновича, именно от него ожидая поддержки и одобрения.
– Неспокойно в городе, вашбродь! Со всей округи паны съехались к костелу, как бы приступом брать не пришлось. Тама стена высоченная!
– Точно не на богомолье? А что за костел?
– Обычный латынский, румско-папистской веры, – поморщился казак. – На том месте когда-то ихнего святого запорожцы порубили, и считается, будто благодать там до сих пор обретается.
– Как бы при штурме еще великомучеников не наплодить, – покачал головой капитан-лейтенант. – В вопросах веры я, честно признаться, полный профан.
– Да, – согласился Нечихаев, – тут нужна осторожность. Что там еще, Абрам Соломоныч?
– Вооружены они, вашбродь. Что все при саблях, то и котенку понятно, но и ружья есть, и пистоли. У ворот пушку поставили – так себе пушчонка, но вдруг пушкари умелые найдутся? Знающий человек даже из сапога выстрелить сможет.
– Плохо! – Нечихаев окончательно завладел инициативой разговора, чему Давыдов не препятствовал. – Это открытый мятеж.
– Брать будем, вашбродь? – с надеждой спросил урядник и со странным выражением лица погладил седельные сумки. – Только надо еще по одному заводному коню найти.
– Зачем?
– Ну как же? Помните, какой конфуз о прошлом годе в Бухаре приключился? Вот ведь срам вышел – трофеи на ишаках увозили.
– Погубит тебя, Абрам Соломонович, дуванолюбие [3], – хмыкнул Нечихаев.
Урядник нисколько не смутился:
– Оно того погубит, кто государеву долю отдавать забывает. У нас все честно!
– Да я же не спорю!
Снедаемый любопытством, Давыдов поспешил вмешаться:
– А что там в Бухаре приключилось, Абрам Соломонович?
Казак картинно приосанился и широко улыбнулся:
– Было дело, да… Наша сотня тогда к самому эмирскому гарему прорубилась… – Взгляд урядника приобрел мечтательность, мгновенно сменившейся жесткостью. – Ну нас там и зажали крепко. Эти, как их… сераскиры. Нет, сардукары… или мамелюки? Тьфу, прости хоссподи!
– А дальше? – чрезвычайно заинтересовавшийся прошлогодними событиями капитан-лейтенант попросил: – Продолжайте.
– Да потом и не случилось ничего такого, – пожал плечами казак. – Пришел Михаил Касьянович с эскадроном, супостата гранатами забросал, пострелял немного, вот мы в живых-то и остались. Ну и оборону вместе держали четверо суток – первый-то штурм немного неудачным оказался.
«А младший лейтенант открывается с неожиданной стороны!» – подумал Денис Васильевич и обратился к Нечихаеву:
– И вас не наградили за сей подвиг, Михаил Касьянович?
– Да разве это подвиг? – отмахнулся командир эскадрона. – Но вообще за ту кампанию отметили, да…
– Их благородие получили брильянты к «Владимиру», «Красное Знамя», и «Георгия» третьей степени, – похвалился Иванов. – А Знамя второе уже.
Удивлению Давыдова не было предела. Это получается, что у юного гусара боевой опыт как бы не больше, чем у него самого? Ведь с орденами сейчас настолько строго и за выслугу лет не дают. И о какой выслуге в столь молодом возрасте может идти речь?
– И вы их не носите, Михаил Касьянович?
– Зачем изображать мишень, Денис Васильевич? Да и перед кем в лесу красоваться?
Засветло въезжать в городок не стали, дабы избежать потерь среди мирного населения. Никто же не виноват, что паны решились на мятеж? Нет, не виноват. Но при штурме костела пули не будут разбираться в степени вины попавшегося на мушку человека. Они вообще дуры, эти пули. Штык, правда, нисколько не умнее, но к тому приложены опытные руки, умеющие отличить бунтовщика от простого обывателя. Ножи – еще лучше.