– Трудно представить, – задумчиво проговорил Нойер, – старушку в облике восьмилетней девочки.
– Я тоже не могу себе такого вообразить, – усмехнулся учёный. – Впрочем, вы готовите воспитанниц к такому роду деятельности, что, возможно, им и не суждено дожить до преклонных лет.
– Тут вы правы, – согласился директор. – Вы дали название своему проекту?
– Особенно не выдумывал. Latenz – задержка, отсюда «Программа Л».
– Отлично, герр профессор. Сейчас вас проводят в апартаменты. Мы подготовили комнату, там вам будет удобно. Сегодня отдыхайте, а мне необходимо подумать.
И матёрому разведчику порой нужна пауза, слишком неожиданной оказалась информация. Лишь осмыслив услышанное, покрутив объяснения профессора со всех сторон, Нойер понял, какое полезное для его дела открытие совершил учёный. Мысль использовать детей в качестве диверсантов приходила в голову создателям школ и центров подготовки и раньше. При виде потерянного, несчастного ребёнка взрослый человек скорее испытывает жалость, сочувствие и стремление помочь, чем желание учинить проверку. Дети вызывают меньше подозрений и порой могут пройти туда, куда взрослого не пустят. Потом, война – это всегда разрушения, пожарища, покинутые города, а значит, толпы беженцев, перемещение больших масс людей. Ребёнку легко затеряться в таком коловращении, пройти через систему охраны и поиска вражеских лазутчиков.
Но есть в этих рассуждениях и свои минусы. Например, детская психика слишком ненадёжна. Дети пугливы, внушаемы, доверяют взрослым, и не только тем, которые их послали, но и тем, которые встречают. Бросить порученное дело и потянуться к другому, более надёжному и сильному на их взгляд взрослому человеку, для них не сложно.
Совсем другое дело, если под внешностью ребёнка скрывается восемнадцатилетний боец с крепкой психикой, морально устойчивый, воспитанный в духе беззаветной преданности нацисткой идее. Такой диверсант не сдастся врагу, будет сражаться до конца. Он способен на самостоятельные действия, при необходимости может легко поменять легенду, подстроиться под конкретную обстановку. У девочек, понятно, не будет той силы, что у взрослых мужчин, и той выносливости, зато будут гибкость и пластичность, свойственные юным гимнасткам. Господину Ло того и надо, не на силу он ставку делает, а на ловкость и знание особых точек на теле человека. Нажми на такую без усилия, но правильно, и остановится жизнь.
А ребёнка очень многие подпустят к себе вплотную. Не чувствуя опасности – очень многие…
1934 год. Вевельсбург – Кнохенхюте, Германия
Июнь тридцать четвёртого года выдался на удивление засушливым и жарким. Но здесь, за метровыми стенами древнего замка Вевельсбург, было прохладно. Карл Мария Вилигут>2 откинулся в кресле с выведенными на спинке сдвоенными рунами «Зиг», эмблемой «чёрного ордена» СС и знаком Победы. Он сам третьего дня предложил Манфреду фон Кнобельсдорфу>3, главному устроителю всяческих ритуалов и празднеств в замке, не стесняться с символикой и атрибутикой. И тому, и другому Карл Мария придавал огромное значение.
Впрочем, ещё большее значение он придавал своим видениям. Верить ли им, а если верить, то безоговорочно ли? На эти вопросы ответов не находилось, а поиск довёл однажды до психиатрической лечебницы. В Зальцбурге, в двадцать четвёртом году он провёл в скорбном доме долгих три года. Тот период жизни Карл Мария вспоминать не любил, и не хотел, чтобы об этом узнали окружающие. В первую очередь – Гиммлер, на него Вилигут делал особую ставку.
В то же время, было нечто нечеловеческое в этих картинках сражающихся воинов, нисходящих с небес божеств, столба Ирминсула – оси мира. Воины выступали в кожаных доспехах, с палицами и мечами в руках. Бились неистово, проливая реки крови, не щадя ни врагов, ни себя. Виделось всё так отчётливо, будто происходило рядом – лишь руку протяни. Слышались их крики и стоны, звон оружия, пахло свежей кровью и потом, мочой и блевотиной. В душе поселялся ужас, казалось, сейчас на голову опустится топор! Или стрела пронзит грудь…