– Привет, бродяга, – не мог не ответить лаской на такое приветствие Егорша и потрепал собаку по шее и голове: – Подожди меня здесь. Заберу Энджи и поедем домой.

Пёс послушно занял свой пост на крыльце.

«Как интересно, чем дальше Ярый от Софы, тем меньше на него её влияние. Я это заметил ещё когда ходил с ним в магазин. Вначале он совсем не хотел идти, всё оглядывался и норовил повернуть назад, но чем дальше мы отходили от дома, тем его волнение уменьшалось».

Узнав в справочной номер палаты, Егорша поспешил к Энджи. Зайдя внутрь, он увидел, что в небольшой комнате стояли четыре койки. Три из них сейчас были пусты, вероятно, занимавшие их женщины чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы выйти прогуляться по больничному коридору. Он поспешил к четвёртой, где, отвернувшись к стене, лежала его девушка.

– Привет! – тронул он её за плечо.

Она повернула к нему заплаканное лицо:

– Ты пришёл!

– Как ты себя чувствуешь? – взял он её за протянутую руку.

– Нормально, только очень хочу есть. Все ушли обедать, я тоже с ними пошла, но как только зашла в столовую, мне сразу стало так плохо от этих запахов, что я вернулась в палату.

– Сырого мяса здесь не подают? – Егорша не смог удержаться от шутки, но увидев затравленное выражение на лице девушки, тут же пожалел о своём остроумии: – Прости.

– Это не твоя вина, – пожала она его руку.

– Как она себя ведёт? – кивком указал он на её живот.

– На удивление спокойно. Хоть она и голодная, но сидит тихо, – грустно улыбнулась Энджи, – такое ощущение, что понимает, что здесь не стоит привлекать к себе внимание нестандартным поведением.

– Затаилась, значит?

– Что-то типа того.

– Меня удивляет подобная предусмотрительность у пятимесячного эмбриона. Ведь это говорит о её сознательности. Как это возможно? Она, безусловно, ведьма, но всё же человек.

– Не знаю, – пожала Энджи плечами, – возможно, у неё обострённое чувство самосохранения, а это всё-таки инстинкт, как и чувство голода.

– А что сказали врачи? Не отметили никаких отклонений?

– Нет, говорят, что с ребёнком всё в порядке, – вздохнула она и закусила губу.

– Ты надеялась, что… – он не решился озвучить мысль, пришедшую ему в голову по дороге в больницу.

– Да, – шмыгнула она носом и опустила глаза, начавшие наполняться слезами, – к сожалению, лёгких решений не будет. – Я сказала гинекологу, что на предыдущем обследовании мне сказали, что ребёнок очень худой и трам-пам-пам… В общем, сообщила, что хотела бы сделать… некую операцию…

– И?

– «Ребёнок в отличной кондиции, просто великолепный малыш»… – зло передразнила врача Энджи и судорожно всхлипнула: – Сказали, что раньше надо было думать, а сейчас уже слишком большой срок. Ну и, конечно же, окатили меня волной презрения.

– То есть? Тебе нахамили?

– Мне ни слова не сказали, но ты бы видел лицо врачихи. Она смотрела на меня, как на лягушку, чуть ли не с брезгливостью.

– Не бери в голову. Она же понятия не имеет в чём дело. Но это, конечно, очень непрофессионально с её стороны. Врач не имеет права осуждать пациентку.

– Она и не осуждала, но скрыть своих чувств не смогла.

Егорша вздохнул.

– Ладно, бог с ней. Неужели ничего нельзя сделать?

– Аборт на таком сроке делать уже поздно. Но тут в палате лежит одна женщина, которой на шестом месяце делали искусственные роды.

– Ну вот, – воспрял он духом.

– Для этого нужны медицинские показания. Или мать или ребёнок должны быть серьёзно больны, а у нас… – она скривилась и снова передразнила врачиху: – «И мать и дитя отличаются отменным здоровьем».

– Не расстраивайся, раз это всё-таки возможно, значит, просто нужно найти врача, который за определённую плату согласится это сделать. Есть же частные клиники, в конце концов.