– Аврора! Аврора! – попытался растолкать ее Эрик.

– А? – отозвалась она, наконец очнувшись. – Эрик? – сонно спросила она, подняв голову. – Ну хватит кричать.

– Аврора, все нормально?

– Да, – ответила она. – И знаешь что… Можешь звать меня Ави. Хорошо?

– Хорошо, Ави, – он приподнял одну бровь, удивленный столь великой щедростью.

– Да, так намного лучше, лапочка.

– Что ты сегодня утром съела? – вдруг взволнованно спросил он.

– Что? Не помню. Эрик, дай водички, котик, – попросила она и снова прилегла на стол.

– Нет-нет-нет! Тебе нельзя засыпать! Вспоминай!

– Разве это так важно, зайчик? – пробормотала она.

– Да, вспоминай! Ты подошла к беседке и выкинула огрызок. Что ты съела?

– Кажется, грушу. Да, две груши, лапочка.

– Луна подери! Аврора! Две груши нежности!

Эрик поспешно щелкнул пальцами, и на столе появились стакан с водой и маленький стеклянный флакончик с густой синей жидкостью. Он торопливо выдернул из него пробку, добавил пару капель зелья в воду и протянул стакан девушке.

– На, выпей!

Она покорно взяла стаканчик и начала пить, не отрывая преданного взгляда от белокурого красавчика. Вода показалась ей немного горьковатой, но, так как стакан подал ей сам Эрик, она осушила его до дна. Резко заболела голова, и Ави снова упала на стол, не в силах противиться нахлынувшей боли.

– Ты как? – спросил Эрик через пару минут, когда Ави очнулась.

– Нормально. Только спать хочется, – неохотно ответила она.

– Пойдем провожу тебя в комнату, – предложил Эрик.

– Я сама, не надо.

– Ты забыла добавить «лапочка», – хитро улыбнулся он.

– Эрик, прекрати! – бросила она, покраснев. – Что со мной вообще было?

– Ты съела две груши нежности. Так, к сведению, в сто миллилитров сильнейшего любовного зелья добавляют лишь одну двенадцатую часть фрукта.

Зельеварение было его любимым предметом в колледже. К тому же Эрик увлекался им и в свободное от уроков время, то перекапывая домашнюю библиотеку в поисках новый книги с рецептами, то проверяя их на практике в своей комнате. Витольд пренебрежительно относился к этому занятию, считая его неподобающим для княжича. Каждый раз, когда он замечал Эрика за «созданием очередной вонючей мешанины», Скайсн-старший начинал ворчать. Он считал, что сыну лучше было бы уделять больше внимания политологии или истории магии. Если же княжич вдруг осмеливался высказать ему свое «жалкое мнение», ссора становилась неизбежной. Разъяренный и непоколебимо уверенный в своей правоте, Витольд начинал крушить стеллажи с ингредиентами, выпуская в них смерчи магических искр. Поэтому зельеварением Эрик обычно занимался, когда отца дома не было.

– Кстати, они на тебя еще не так сильно действовали, – продолжал княжич рассказывать Ави о последствиях ее безрассудной идеи съесть какой-то незнакомый магический фрукт. – Иногда от передозировки умирают. В приятной агонии и с именем любимого на устах, – усмехнулся он. – Ты же всего-навсего называла меня зайчиком, котиком…

– А-а, прекрати сейчас же! – завопила Аврора. – Самое ужасное, что я все помню, – призналась она.

– Да ладно, успокойся. Главное, Вирджи не было рядом, – засмеялся он.

– Да, одно радует, – ответила она, зевнув.

– Может тебя все-таки проводить в комнату, Ави?

– О, я смотрю, ты воспользовался случаем, – улыбнулась она.

– Именно так, Ави, – он надавил на последнее слово.

– Ну, что ж. Тогда проводи, – засмеялась она.

По пути Эрик рассказывал девушке о свойствах других магических фруктов, выращиваемых слугами Витольда в яродольском саду. Ави, хоть его и слушала, особо в подробности не вдавалась. Ее больше интересовал сам княжич и тот энтузиазм, с которым он рассуждал о тонкостях искусства зельеварения, нежели чем сами эти тонкости.