Картина звалась «Дитя Венеры», семнадцатого века, – пребывала в уголке памятном Музея Совреметшого Искусства.

Фальсификация – не сняла клейма произведения Искусства – картина миновала выставления на торг и бьпа передана Музею Совреметшого Искусства, где – увы – ту видели в последний раз не видевшие после.

Установлен пол похитителя – женский, – или художника.

Следы взлома не обнаружены.

О ней, отчасти, и пойдёт речь; от неё и оттолкнёмся; про ту и забудем.

Притворялся спяшцм: отмеривал шаги, существа – бродившего по комнате. Нечто приближалось – и наблюдатель прозрачнел и прозрачнел, невесомел и невесомел, взлетал и взлетал.

Губы сочились жизнетрепетом. Дрожь разбилась на волны восходящую и тшсходяшую.

Цепь разошлась – и сомкнулась

Лакомствую Вечером, в пекарне: круассан погружается в шоколад, вбирает суть и искушает падкого на сладость.

Прохожие, Вхожие, Ухожие, – сколькие призраки вырастают из почв моего почерка? Светофор благославляет Прихожих в Ухожих; засматриваюсь на Пустоту поверх событий, изяществ, изь5шов, очерков; настояще ли иное? Фигура -остановилась на причале миров, где движение регуярно и регулируемо; бездвижна; оборачивается – и обращается.

Мы, не знакомы? Всматриваюсь в изумруды за стёклами полотен и очков, чувствую оно самое – «Взаимно» – и отпиваю тройного шоколада с тройным сахаром.

Стройность увттга материей Волшебства, Таинства, Прошлого и, печали.

Шагнула полусапожком – к пекарне: шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг-, подмостки Пекарни: первая ступень, вторая ступень, третья ступень-, дверь открывают; ступень, ступень; поворот влево; рука проводит по древу поручня; полусапожки приглушают Песнь Вселенной и склоняют внемлить. Чувство, будто на плече моём ютился котёнок, баловался и миловался: рука легла на плечо. Мяу.

Музыка разливалась за берега нотоносца, уносила за граии звукоряда и плескалась на стены: Аттассионата Бетховена, Адажио, в кульминации. Рука на плече – тёплая теплом на двоих; Душа расцветает, тело окаменело. Взгляд – лебёдка душ: всматриваемся один в другого, один в другого; светлеет в глазах – и позади, оказываюсь вне высот и низин. Покачиваюсь – слтасают от падения, спасает.

Незнакомка.

Смотрю на Неё, Она – на меня. Тишина – не молчание: Безмолвие искоренило туман условностей. Быть может, сейчас – крупицы Истории Большей?

Шоколад остывал. Воздух утостил Гостью твоздикой, шафраном и корицей. Восседаю на стуле "амбарном", а Гостья, Гостья – неподвижна.

Ей не хватает описания – изумруд повествования, в деталях: шаль выскальзывала из путовиц во сосплетении, тепла, материй и Вечера; обувь разшнурована. Глаза сочатся Жизнью. Губы – взывают к трепету.

Мысли изникают нерождёнными. Смотрю за радужку и обретаю некотда запамятовахшое. Немнотое нельзя забыть – созерцаю зарождение.

Случись Ей оступиться а мне – забыться; случись данности свернуть по шоссе 'иначе', будь иное весомее, – Фантазии не перебраться в Воспоминание. Фиолетила привносят упомянутых. Она в очерке – и. Любить – вот оно: Вольшебство:

Она – «Ожидаете»

Муа – «Появления Вашето»

Она – «Не отягчу?»

Муа – «Воодушевите» – очнулся – «Присаживайтесь же»

Подсела – «Лакомствуете Вечер?»

Муа – «Взгляните – будто смотрите на пейзаж в полотне прозрачном впервой: Сумерки опеленали Вечер, Ветерок собрала отцветшие из листьев деревьев, листов биографий и крупиц судеб, собрала в месте не для всех и завещала знать непохожим: Вхожим, Ухожим и Прохожим»

Она – «Знаете ли» – нашептала – «У меня скромная домашняя пекарня» -дотронулась меня – «Но круассаны, скроенные на руку – лёгкую – скорую, увер5по, особы» – и говорила глазами когда подголосок расслаивал миры.