– Завидую? Ты ошибаешься! Нет. То чувство, которое я испытываю по отношению к таким людям, как Александр Александрович, – он специально назло голосом выделил имя-отчество, – определяется иначе. Недосягаемость. Так будет точнее. То, чего он достиг, мне не по силам. А то, что мне по силам, а ему не в масть, то никому не нужно! Я спокойно смотрю на него и совершенно безболезненно для своего самолюбия называю его, – снова произнёс он подчёркивая каждый слог, – Александром Александровичем. Это ты, напротив, закомплексовала! Как все женщины, ревнуешь успех.

Такого ответа Анна не ожидала:

– Я ревную успех? Какое мне дело до его успехов? Я верю в тебя, и мне больно, что ты как будто потерялся, от тебя ушло чувство новизны, самой жизни, в конце концов. Ты отчаялся. Тебя задавили современные технологии. А надо как-то приспосабливаться, вживаться, Ваня!

– Вот видишь, – обрадовался Иван, – ты сама себе противоречишь. Ты говоришь, надо приспосабливаться! Слышишь ты себя? А я и говорю о том, что есть люди, которые сумели приспособиться к этому миру, и я им пою «Аллилуйя!» Сам же я застрял в прошлом, в банальщине, в антикварщине, – стукнул он с чувством по роялю. И тот ответил ему недовольным басом.

Анна начала собираться. От возмущения, она еле-еле находила слова и аргументы. Она пыталась внушить ему, что нельзя сдаваться, что говорит она совсем о другом.

Иван в свою очередь упрекал ее в наивности:

– Думаешь, это так просто? вот так просто взял, разобрал свою душу на запчасти, а потом усовершенствовал её и снова собрал, как ни в чём не бывало. И всё заработало?!

– Да! Именно так, Ваня, именно так! А другого пути нет, – не сдавалась Анна. И тут Иван грубо перебил её и сам не ожидал от себя такой пошлости.

– Что ты горОдишь?! – буквально закричал он и тут же осёкся, -…ой, прости…»

Анна задохнулась от этих слов, от обиды и непонимания. Она смотрела на него, как будто ей сообщили неприятную новость.

Иван запричитал.

– Прости, прости, милая. Аннушка, прости. Я – мизантроп. И Фома неверующий. Прости ты меня! Я никому тебя не отдам. Я всё сделаю, чтобы ты была счастлива. Всё сделаю, как ты хочешь! Я попробую…

Анна, глядя на него, неожиданно рассмеялась:

– Вань, сразу видно, что ты любитель старых советских фильмов. Говоришь, как один из героев Николая Рыбникова, – и протянула, – Но бываешь, оказывается, таким грубым…

Ивану показалось, что она ему не верит, считает неискренним и театральным. Он в душевном бессилии опустил голову и не знал, что сказать. Он понимал, что Анна права, и во многом. Но при этом чувствовал, что есть что-то такое, что сильнее его, и банально трусил.

– Я должен признаться, Аннушка…

– Не бойся, Иванушка – дурачок, – перебила его девушка, – не оставлю я тебя, исполню все твои желания, – сказительным голосом пропела она. Иван смотрел на неё, недоумевая, и выдохнул: «Тебе всё шутки!»

Вдруг позвонили в дверь.

«Кого это с утра?» – Иван направился к входной двери. Анна второпях принялась прибирать диван, разбросанные всюду вещи и унесла, оставленную с вечера, посуду на кухню.

Иван открыл дверь. В проёме стоял его двоюродный брат Вадим. Это был «сюрприз» для Ивана. Но он сдержался.

Вадим, молодой человек 25 лет, брюнет с синими глазами, одет просто, как и все в Подмосковье в начале 90-х, но с претензией на близость к столицы. И гонором обладал таким же, с претензией.

– Ба, какие люди! Это ж, каким ветром тебя занесло ко мне? – Иван сделал преувеличенно торжественное лицо и расставил руки для приветствия. – Тьфу ты, да не делай такой рожи, я всё забываю про свой день рождения. Ну, проходи, давно ты у меня не был.