С позиции теории риторики акад. Ю. В. Рождественского совокупность родов речи, распространенных в обществе на определенном историческом этапе, образует и поддерживает государство. Вслед за Аристотелем Ю. В. Рождественский полагал, что «общественное государственное устройство есть прежде всего речевая организация общества»11, а усложнение фактур, видов и форм речи, образующих «систему речи» общества, выступает основным фактором движения общественной жизни. Данное положение вытекает из развивавшихся на протяжении ХХ века философских взглядов, трактовавших роль языка как главного социально организующего средства (Л. Витгенштейн, Г.-Г. Гадамер, Ж. Деррида, П. Рикер, М. Фуко и др.).

В этой связи представители Московской школы риторики (Ю. В. Рождественский, В. И. Аннушкин) расширительно именовали ее «учением о правилах построения общественной речи»12. В работах В. И. Аннушкина впервые прозвучало понятие «общественная речь», что может рассматриваться как веха на пути признания ценности речи как универсального инструмента социального взаимодействия. Общественная речь постулировалась как «форма выражения общественного сознания и настроения»13. Однако дальше установления однонаправленной связи общественной речи и общественного сознания дело не пошло: не был отмечен диалектический характер взаимовлияния этих основополагающих философских категорий как друг на друга, так и на общественное бытие; категориальный аппарат общественной речи разработан не был.

Не было дано и точного определения общественной речи. Можно заключить, что общественная речь понимается В. И. Аннушкиным как совокупность фактур речи, к которым относятся: «устная, письменная, печатная, новая словесность массовой коммуникации»14. Из такой классификации неясно, каким образом происходит постулированная выше способность общественной речи выражать состояние общественного сознания, ибо общественное сознание, как показал Э. Дюркгейм, не сводится к совокупности индивидуальных сознаний людей, составляющих общество15.

Известно, что речь может нести отпечаток идеологических, мировоззренческих, вкусовых установок, а также общепринятых ролевых и статусных норм речевого поведения. В этом случае индивидуальная речь очень часто обезличивается, приобретая черты, которые являются более или менее общими для некоторой социальной группы или класса, а то и для большинства речедеятелей определенной эпохи. Необходимо подчеркнуть, что эта «обезличенность» не является следствием принадлежности речи к одному из функциональных стилей, обслуживающих различные сферы человеческой деятельности.

Недостаточно указать, что в индивидуальной речи отражаются установки общественного сознания; в ней воспроизводятся формы, существующие в общественной речи в качестве эталонных образцов, которые постоянно на слуху и поэтому воспринимаются и воспроизводятся не только неосознанно, но и некритично в силу их ценности для большинства речедеятелей. Содержание общественной речи и направленность общественного сознания находятся в диалектическом единстве, взаимно обуславливая характер общественной жизни и направление приложения усилий по социальному обустройству и государственному строительству, воплощаемых в общественном бытии.

Неоспоримо, что в индивидуальной речи состояние общественного сознания может выражаться, но может и не иметь к нему никакого отношения, как, например, в случае фатического межличностного общения или при обсуждении интимных вопросов в частной переписке. Требуется конкретизация сущностных черт и категорий общественной речи, которая позволяла бы разграничить речевые феномены, ее слагающие, и установить отличия, свойственные речи как средству выражения общественного сознания и воздействия на него и на общественное бытие. К тому же, классическое, существовавшее со времен Аристотеля разделение речей на виды: совещательные, судебные и показательные (эпидейктические), даже и дополненное современными видами массовой коммуникации, не отвечает на вопрос о степени влияния речи на характер изменений, которые постоянно происходят в любом живом государственном и общественном организме.