Никто не заявлял отводов и ходатайств, как это делают в телепередачах. Судья обладал стальной выдержкой и профессиональной усидчивостью: нудное дело или азартное, тоскливое и тягучее либо перспективное и с подводными камнями – он должен был оценивать всех и всё бесстрастно, отключив сердечность, включив рассудок, смотреть на всех с высоких вершин и составить картину, которая не расцвечена чувствами и эмоциями, а описана формулами и буквами законов Континента и Амарада в частности.

За всё время процесса, который ни разу не прервался, мои эмоции менялись со скоростью метеорита в небе: я успел нагнать на себя страх и утешиться в надежде на лучший исход, во рту пару раз пересыхало, а тело обдавал неприятный холодок, сменяющийся на горячий пот. Одно неизменно – сердце стучало и гремело как попадающие на стыки между рельсами колеса мчащегося метропоезда. Несколько раз обвинитель и защитник задавали мне быстрые вопросы, и я на них кратко отвечал: голос мой не дрожал, хотя губы, казалось, шевелились с трудом, будто их свело.

– Суд выслушал доводы стороны защиты и обвинения, опросил свидетелей и обвиняемого, в связи с чем удаляется для вынесения приговора. Возобновление заседания назначить через полчаса, – услышал я твердый голос судьи, взметнувшего в воздух сноп искорок. В следующее мгновение он, не глядя ни на кого из сидящих за столом, быстро собрал документы, свои и протянутые им Серком с Лайджем, и покинул зал, не оглядываясь. Незнакомка, что привозила куб, ушла вслед за судьей, толкая перед собой стойку на колесах.

Так понимаю, теперь присутствующим волшебникам можно немного нарушать правила: зал зашумел. Часть магов тут же реактивно выскочила в коридор через дополнительную дверь рядом с занимаемыми ими рядами: это оказались новостные корреспонденты и они спешно покидали зал, чтобы, думается, подловить меня на выходе. Зрители загалдели, обмениваясь впечатлениями, и, еще не покинув зал, вслух, не стесняясь моего присутствия, рассуждали, какое мне вменят наказание. Кто-то назвал меня по имени и крикнул слова поддержки, зааплодировав; магу подхватили многие другие. Я в сердечном жесте приложил ладонь к груди, чуть наклонив голову в сторону чародеев, повернувшись к ним в своем кресле.

– Не волнуйтесь, всё идет лучшим образом, – кивнул мне Серк, вставая и быстро удаляясь в коридор, смешиваясь с толпой выходящих волшебников.

Это в его, обвинительном, понимании или по отношению к моей личности всё хорошо складывается?

– Серк знает, что говорит. У него не столько профессиональная, сколько личностная чуйка. Всё отлично, Константин, – подбодрил меня Лайдж, протянув ладонь для рукопожатия. Я пожал его руку, взволнованно вздохнув, и заозирался в поисках Милиана, но нигде его не увидел.

– Вам придется на время вновь пройти в комнату. Таковы правила, – добавил мой защитник. Я встал и в сопровождении пары конвоиров, стоявших по другую сторону зала, вышел в коридор.

Тут же меня оглушил гвалт голосов, гораздо громче, чем в зале заседания, взорвавшись этажом ниже. Через высокую балюстраду этажа, вынырнув головой из-за плеча служащего, я посмотрел вниз на галерейный ярус и увидел десятки магов, тыкающих в мою сторону каким-то местными, изнаночными, изобретениями, в которых периодически порхал огонек. Секунды спустя я узнал стремительно выскочившую из зала первее всех группу спецкоров, отряженных от инфоагенств освещать судебный процесс. Они уже желали заполучить мои комментарии, но я не хотел их давать, потому что был не готов. Ни сейчас, ни потом, никогда. Я вообще не был готов к суду над собой! Я не знал, когда на душе было паршивее: в день моего инициирования, в день последней драки с Морсусом или сейчас.