Судья кивнул. Не знаю, как я это понял по выражению его лица, но догадался, что ему самому, да и всем присутствующим здесь, точно известно всё то, что сейчас объяснила элдер: что магия выбрасывается и без заклинания. Судья просто действовал по правилам опроса свидетелей, не более, следовал здешним нормам, хотя заранее, давно, всегда знал об этом явлении, поэтому вопрос было необходимо задать только чисто с точки зрения следованию правилам. Ах, правила, правила… Везде они. В школе, университете, на работе. Даже в магическом мире!

– Что касается того дня… – начала элдер и кратко оглянулась на меня. Я поймал ее взор. Она тепло улыбнулась. Я ей невольно тоже. Но приготовился слушать о себе как о трусишке-психопате.

Ничего подобного. Она очень дипломатично высказалась, так что в итоге я не предстал перед обвинительно-защитным составом и зрительской общественностью максимально растерянным, испуганным и истеричным. Да, в показаниях я вышел (цитирую) «столкнувшимся с новым и неизведанным, опасным и пугающим любого новичка магическим смыслом Провидения человеком, который за короткое время, в условиях напряженных и сложных всё же оказал некоторую посильную помощь». Это прямо достойно прозвучало, конечно, лучше, чем «чуть не отдал концы от страха, стоял столбом, тупил, дрожал как осиновый лист, съехал с катушек».

Фор завершила речь и посмотрела на судью.

– Спасибо, можете вернуться и занять свое место. Милиан Улло. – Судья посмотрел сперва на моего наставника, а затем, сцепив руки в замок на столе, протяжно вздохнул и пробежал глазами по строкам лежащего перед ним листа. – В прошлом – управляющий отделом транспортных перевозок. Сейчас – консультант охранной службы Дворца. Проводник Константина. – Маг помолчал пару мгновений, а затем поднял глаза на Улло. – Что можете про него сказать? Предупреждаю, сейчас вы должны быть максимально бесстрастны и говорить об обвиняемом не как человеческой личности, с набором качественных характеристик и эмоций, а как маге.

Я навострил уши и немигающим взором уперся в Милиана, впитывая каждое его слово. Что ж, сейчас я, наконец, узнаю о себе всю правду от него: то, что он на самом деле обо мне думает – Улло не отвертеться от обязательной истины, которую нужно поведать суду. Я подозреваю, что рождал у Милиана негативные эмоции по отношению к себе, которые он не выговаривал вслух. Покажите мне хоть одного наставника, учителя, ментора, которого бы ни разу не бесил ни один его ученик! Совершенно естественно, что Улло кипел в то же время, когда я дулся и на него тоже.

Проводник посмотрел на меня, задержал взгляд: добрый, ободряющий. Мне это было очень важно – получить от него внимание, хоть даже малое, в то время, когда сам волновался. Но я не успел выразить Милиану какую бы то ни было эмоцию или короткий жест благодарности – он уже повернулся к судье и выражение его лица сменилось на серьезное.

Улло открыл мне новый и неожиданный пунктик. Я был шокирован, узнав от него только сейчас, почти через пять месяцев после нашего знакомства, да и то в условиях судебного процесса, а не частной беседы, что он мог не быть моим проводником, а я – его учеником. Мои глаза с каждой новой минутой округлялись от получаемой дозы удивительных для меня вестей. Я смотрел на Милиана и поражался – не знаю, чему или кому: наверно, вообще всей этой ситуации, начиная с указанием Провидения на меня. Мне был назначен совершенно другой Проводник! Но Улло уломал тогдашних магов Совета отдать меня ему. Так можно делать, но обычно никто из потенциальных наставников таким правом не пользуется – им на самом деле всё равно, кого обучать, мальчика или женщину, пекаря или физика-ядерщика. Милиана подстегнуло, что моя эфирная магия – некая аура каждого, пребывающего на Континенте, – указанная Провидением, оказалась сильнее других избранных вместе со мной в тот день, поэтому Улло хотел поработать именно со мной. (Он же у нас максималист, любит действовать напрямую, дерзко и резко, ударно.) Так я оказался под его началом.