У стола, где говорили по-русски, моего паспорта не было. Говоривший с японским чиновником наш соотечественник никак не мог объяснить японской власти, что такое надворный советник. Власть начинала подозрительно коситься на смущенного соотечественника. Прошло добрых четверть часа – задача оставалась неразрешенной.

Рядом слышались вопросы, на которые потом пришлось отвечать и мне: кто ваша бабушка? какой она национальности? где живет? где вы были в таком-то году и чем занимались? Вопросам анкеты не предвиделось конца. Среди русских пассажиров большинство – евреи, это удваивало любознательность японских чиновников. Всего любопытнее то, что чем нетерпеливее делался пассажир, изведенный допросом, тем все любезнее и любезнее улыбался японец.

До отхода экспресса оставалось немного времени. Я пустил в ход бывшую у меня визитную карточку знакомого по Владивостоку японского офицера – желтые чиновники стали сговорчивее.

Вскоре появилась новая неожиданная помощь. Сквозь толпу протискивался японский полковник Генерального штаба Исомэ^>132, прибывший по поручению японского военного министра встретить меня и доставить, со всевозможными удобствами, до места назначения. Я направлялся в Йокогаму. После обмена приветствиями принялись вместе за поиски паспорта, что вскоре увенчалось успехом.

Необходимо отметить, что при некотором уважении к полковнику особого раболепства перед ним ни с чьей стороны не замечалось, и контролер билетов при нашем выходе на берег настоятельно просил предъявить паспорт, несмотря на присутствие посланца военного министра. Исомэ что-то поговорил с чиновником, на багаже были поставлены какие-то иеро глифы в виде буквы Д – этим все формальности были закончены.

Вошли в станционный ресторанчик, очень тесный, совершенно переполненный пассажирами с «Симбирска»; на экспресс действительно никто не попал.

Со стороны железнодорожной администрации и прислуги ресторана началось подчеркиваемое внимание – это меня стесняло, но делать было нечего. Всем распоряжался полковник Исомэ. После завтрака перешли в парадные комнаты вокзала; холод в них был адский. До 3^>1/_>2 часов, когда отходил следующий поезд, от скуки еще раз позавтракали. Гулять было нельзя – валил мокрый снег. После появилось солнце, окрестные виды сделались очаровательными.

Исомэ извинился за отсутствие отдельного вагона; место получили в спальном вагоне, очень спокойном и чистом. Соотечественники и другие пассажиры увлекались сочными мандаринами, сейчас как раз их сезон, бросали на пол корки и другой мусор, но вагонная прислуга, маленькие, юркие boys, быстро наводили чистоту. Удивительно ловко и скоро приготовляли они места для спанья. Вагон с продольными, вдоль стен, скамейками быстро разбивался на несколько отделений выдвижными перегородками. Коротким поворотом ключа опрокидывалось и становилось, где следует, верхнее спальное место, до этого времени составлявшее потолок вагона.

Чистое белье, перина, вместо одеяла занавеска к стороне прохода – и все. Создается обособленное закрытое помещение в два этажа, где можно раздеться, не стесняясь и не мешая другим, не считая, конечно, своего верхнего или нижнего соседа.

Выспался отлично. По пути Исомэ успел нас покормить предупредительно заказанным обедом. Его забота коснулась и Высоцкого, невольно попавшего в мою свиту.

Йокогама. 31 декабря

Проснулись рано, в окна вагона виднелись туман и залитые местами замерзшей водой рисовые поля. Прибыли в Йокогаму с опозданием. Любезность Исомэ была исключительной: он не только проводил меня до отеля, но и распоряжался моим водворением в номер.