Петер Новак разъезжал по всему земному шару, улаживая кровопролитные конфликты. Однако вот сейчас кто-то втянул его в один из таких конфликтов. Но этот кто-то дорого заплатит.
Джэнсон ощутил прилив внутреннего тепла к Петеру Новаку, а также лютой ненависти к тем, кто довел его до такого состояния. Большую часть своей жизни Джэнсон вынужден был скрывать свои чувства; он заслужил репутацию человека хладнокровного, выдержанного, ровного, эмоционально свободного – «машины», как его прозвали товарищи. Одним от его темперамента становилось не по себе; другим он внушал безграничное доверие. Но Джэнсон сознавал, что он не каменный; он просто научился сдерживать чувства. Он редко выказывал страх, потому что боялся слишком многого. Он не давал выхода своим чувствам, поскольку они жгли слишком горячо. Особенно после взрыва бомбы в Калиго, после потери того единственного, что составляло смысл его жизни. Любить очень трудно, когда видишь, как легко потерять то, что любишь. Верить очень трудно, узнав, как легко потерять доверие. Несколько десятилетий назад Джэнсон восхищался одним человеком, но этот человек его предал. И не только его одного – он предал все человечество.
Хелен как-то назвала его искателем. «Поиски закончены, – ответил Джэнсон. – Я нашел тебя». Он нежно поцеловал ее в лоб, в глаза, в нос, губы, шею. Но Хелен имела в виду кое-что другое: она хотела сказать, что он находился в постоянных поисках смысла, чего-то или кого-то большего, чем он сам. Кого-то похожего на Петера Новака, как теперь понимал он.
Петер Новак, или, точнее, то, что от него осталось. То, что осталось от человека, при жизни ставшего святым. Он мог бы оставаться выдающимся экономистом; до сих пор цитируются его основополагающие теоретические труды. Он мог бы оставаться Мидасом двадцать первого века, изнеженным любителем развлечений, новым воплощением Шах-Джахана – правителя Индии из династии Великих Моголов, при котором активно велось строительство оросительных каналов, были возведены блестящие архитектурные сооружения, в частности, Тадж-Махал. Но единственной целью в жизни Петера Новака было сделать наш мир лучше, чем тот был, когда сам он пришел в него, родившись во время кровавых сражений Второй мировой войны.
– Мы пришли за вами, – сказал Джэнсон.
Неуверенно оторвавшись от каменной стены, Петер Новак шагнул вперед, опуская плечи и делая глубокий вдох. Казалось, даже для того, чтобы вымолвить слово, ему требовалось приложить огромные усилия.
– Вы пришли за мной, – эхом повторил Новак.
Его голос был надтреснутым и сдавленным; наверное, он не говорил уже несколько дней.
Что с ним сделали? Негодяи сломили его тело или его дух? Тело, знал по собственному опыту Джэнсон, исцеляется гораздо быстрее. Дыхание Новака было хриплым, свидетельствующим о том, что у него пневмония, застой жидкости в легких, вызванный сырым воздухом подземелья, насыщенным спорами плесени. Но слова, которые он произнес, показались Джэнсону странными.
– Вы работаете на него, – сказал Новак. – Ну конечно. Он сказал, что остаться должен кто-то один! Он знает, что, когда я уйду с дороги, никто не сможет его остановить!
Эти слова были произнесены с настойчивостью, заменявшей разум.
– Мы работаем на вас, – заверил его Джэнсон. – Мы пришли за вами.
В беспокойно мечущихся глазах великого человека мелькнул ужас.
– Вы не сможете его остановить!
– О ком вы говорите?
– О Петере Новаке!
– Но ведь вы и есть Петер Новак.
– Ну да! Разумеется!
Вытянув руки по швам, он расправил плечи, словно дипломат на официальном приеме.
Неужели он лишился рассудка?