– Кого гонят? – почти в раз спросили Савка и Динка.

– Ласку гонят… Домой, – в уголках глаз матери блеснули слезинки, – уже с нашего двора можно увидеть, как гонят…

Днём Ласка уже была во дворе, отец отдал молоденькому пареньку, который пригнал лошадь, несколько канистр с бензином, а мать сунула незнакомцу пару мятых купюр в карман.

Кобылу привязали во дворе прямо напротив окна, и дети могли видеть, как мать доставала из карманов хлеб и кормила им лошадь, прерываясь на то, чтобы поцеловать нежный лошадиный нос и бархатные уши.

Ласка стала одной из двух лошадей, которых удалось найти живыми. Хозяева остальных пропавших животных получили возмещение ущерба. Кобылу спасло от ножа уникальное качество, за которое она и получила своё имя, – лошадь отличалась необычайной нежностью и дружелюбием. Никто не осмелился пустить её на мясо. Её перепродавали из рук в руки несколько раз, и в последнем пристанище использовали для того, чтобы катать детей за деньги. Ласка прибыла не одна – через пару месяцев выяснилось не менее удивительное обстоятельство: она снова вынашивала жеребёнка.

Малышку выпустили из загона во двор, она сразу узнала мать и бросилась к ней, но кобыла попыталась её укусить. Казалось, вся боль скитаний заключалась в этом укусе. Спустя пару секунд Ласка даже попыталась лягнуть жеребёнка.

Через несколько дней едва не прилетело копытом и Динке, а Мишка жаловался, что во время поездки верхом Ласка несколько раз пыталась его скинуть – она больше никогда не была прежней.

Ласка прожила после этих событий вплоть до 2011 года, пока один из сезонных рабочих, помогавших отцу на сенокосе, не запряг её в сенокосилку и не загнал до смерти. Мать так и не простила отца за это, а повзрослевшая, приехавшая в родительский дом Диана не смогла сдержать слёз, когда узнала о гибели кобылы.

– Я не забуду этот год. Тогда мать усохла, почернела, превратилась в тень. Она постарела лет на двадцать, – признавалась психиатру Диана, – мы обнимались и плакали несколько часов, пока совсем не выбились из сил. Однако отец ходил как ни в чём не бывало.

– А что стало с жеребёнком?

– Малышкой?

– Да, которую вы с матерью поили.

– Малышка не пережила зиму. Была сильно слабой, всё же сказалась нехватка материнского молока в детстве. А когда ей было месяцев шесть, отец сильно ударил её лопатой по хребту, отчего ещё и позвоночник искривился… Даже хорошо, что она умерла. Для езды она была непригодна, для работы тоже – сильно плохо ходила. Отец хотел пустить её на мясо, но не успел. Она умерла сама. Помню, как её труп лежал в одной из дальних стаек, припорошенный снегом. Не знаю, что сделали с её телом, скорее всего, отдали собакам. Однако я верю, что сейчас где-то там, в лучшем мире, она встретилась с Лаской… А возможно, существует другая параллельная реальность, где они никогда не расставались. – Диана смахнула слезу, – Простите, это так… Так по-детски…

– Вас сильно ранила эта история?

– Меня много чего ранит, когда я вспоминаю моё детство. Просто тогда… В сенях в 1996 году я впервые увидела, как плачет мама. Я думала, что мама не плачет, ведь она хорошая, а хорошие люди не плачут. А потом мама плакала при мне лишь спустя пятнадцать лет, когда я спросила про Ласку. И я снова утешала её, словно мы поменялись местами. Словно это она была той девочкой, которой больно и страшно, а я была её матерью…

Савка был старше Динки на три года. Первые несколько лет жизни мальчик сильно болел, поэтому мать заметила беременность Динкой лишь на сроке три месяца. Когда женщина ложилась с Савкой в больницу, ей часто приходилось оставлять маленькую Динку на отца и Машку. В это время Динка обычно сваливалась с высокой температурой, худела и начинала мочиться в постель не только по ночам, но и днём. Все таблетки, которые ей пытался впихнуть отец, тут же оказывались на одеяле вместе с рвотой. В такие моменты Динка не боялась, что её треснут за испачканное одеяло. В такие моменты она умирала на какое-то время. Её не интересовали даже сладости с фруктами, которые в обычные дни редко появлялись в их доме. Лакомства, купленные отцом, обычно так и оставались лежать нетронутыми на табурете рядом с кроватью до самого приезда матери. Однако стоило только матери вернуться домой, щёки Динки наливались, подобно спелым яблокам, глаза зажигались озорным детским огоньком, и проблема частой смены обмоченных простыней переставала быть такой острой. После болезни девочка прятала конфеты в шкаф и под подушку, а потом съедала их, изредка делясь с Савкой.