– А в итоге забыла про Нуреддина, завидев настоящих мужчин? – подтрунивая над младшей сестрой, произнесла Улвие.

– Нет, не забыла! Я… просто… Да ну тебя! Всё, ладно, потом договорим. Я пойду поздороваюсь с отцом, узнаю, как он себя чувствует, – поспешно закончила разговор Сабиха и выбежала из комнаты, прижав ладони к горящим щекам.

***

Сабиха ожидала увидеть перед собой повзрослевшего брата. Нуреддин вошёл в комнату следом за Бехидже. Да, высокий. На голову выше Сабихи. При последней их встрече они смотрели друг другу в глаза, находясь на одном уровне. А в остальном – всё такой же. Только трапециевидной формы усы пытались показать, что их обладатель больше не мальчишка. Он пришёл в парадной форме. Несколько орденов и медалей поблёскивали слева на груди. Прямая спина, или, как принято это называть, «царская осанка», выдавала его происхождение. Даже не зная, кто он – благородную кровь легко распознать по манере разговаривать, мимике, жестам. Сабиха с удивлением подметила, что Нуреддин наклоняет голову, когда с чем-то согласен, точно так же как её дядя Абдул-Хамид. «Надеюсь, что и в остальном он будет более похож на своего отца, нежели на мать», – подумала девушка, обходя стул, на который усадили Нуреддина.

– Зря вы съехали. Во дворце места достаточно. И уж намного комфортнее, чем в гостинице, – сказала Эмине не то Бехидже, не то её сыну.

Нуреддин в последний раз был во дворце Долмбахче до свержения Абдул-Хамида. В течение первого года, после прихода к власти Решада и ссылки в Салоники её мужа, Бехидже приходила в Долмбахче, выпрашивала ренту и прочие денежные вспоможения. У других жён сверженного султана к тому моменту повзрослевшие дети обзавелись собственными домами и забрали матерей к себе. Тех жён, которые, как и Бехидже, родили не так давно, Абдул-Хамид взял с собой. Кроме неё. Её, родившую султану двух сыновей, один из которых умер в детстве, выгнали на улицу, как и нерожавших жен Абдул-Хамида. Но некоторые из детей сверженного султана позаботились о брате и его матери. Через год Абдул-Хамид вернулся. И какое-то время Нуреддин жил вместе с отцом в дворце, выделенном тому в качестве тюрьмы. Спустя ещё год мальчика отправили в военное училище. Затем военная академия в Германии и, наконец, война. За это время Абдул-Хамид умер, Бехидже снова оказалась на улице. Но на этот раз под свою опеку женщину взяла Шадие. Сабиха знала, что до того, как её отец заприметил ту, что родила ему впоследствии сына, Шадие прислуживала Бехидже. Но чем Бехидже, несмотря на свой характер и подчас просто невыносимое поведение, заслужила такую верность от бывшей служанки – Сабиха не знала. Да и, собственно говоря, не интересовалась. Хотя за последние полгода, что Бехидже жила с ними, любопытство не раз овладевало девушкой. И несмотря на неприязнь к двенадцатой жене Абдул-Хамида, Сабиха была готова к тому, что та продолжит жить вместе с ними. Но Нуреддин, вернувшись в столицу, сразу же направился в гостиницу и через несколько дней перевёз туда и Бехидже.

– Спасибо, что позаботились о моей валиде. Было бы неудобно стеснять вас и далее, – шехзаде учтиво наклонил голову и улыбнулся.

– И всё-таки, шехзаде Нуреддин, гостиница – не самый лучший вариант, – заметила Шадие, подавая чай вдове Абдул-Хамида. – Пока династия жива – двери множества домов открыты для вас. Например, ваш брат Абдулкадир-эфенди с радостью бы разделил с вами Кызылтопрак.

– Не сомневаюсь, султанша. Но брат тяжело переживает смерть нашего отца, прибегая к алкоголю, чтобы забыться. Не хотелось бы доставлять ему лишние неудобства в это время. Возможно, мы вскоре переедем к другому моему брату – Бурханеддину. Но это ещё не окончательно решено. Всё-таки пора мне уже своим домом обзаводиться, – серьёзно проговорил Нуреддин.