Проснулся утром от зуда: за ночь клопы, а может, и кто похуже, искусали ноги и живот. Яростно почесавшись везде, где мог достать скованными руками, поднялся. Тело за ночь слегка одеревенело, но холода не чувствовалось. Сделав несколько приседаний и помахав руками, почувствовал себя лучше. Гремя цепью, сходил в угол, оправился. Остальные, зевая и почесываясь, также встречали новый день заточения.
– Я, Дмитрий Иваныч, до полночи пытался цепь сломать, или руки из кандалов вынуть. Только не вышло. И кандалы не ключом заперты, а заклепаны на заклепку. Зубило нужно! – сообщил Кузя.
– Сам вижу, не фига и пытаться.
Отворилась дверь и принесли завтрак – ту же кашу и кувшин. Процесс принятия пищи уже не вызывал такого отвращения, как вчера. Быстро поев и попив, Кузя снова попытался установить контакт с тюремщиками, но те лишь пожали плечами, и пересмеиваясь, вышли. Не прошло и часа, как они вернулись. Старший показал дубинкой на выход. Цепочка голых мужиков, спотыкаясь и путаясь в цепи, вереницей двинулась из сарая. Они оказались во дворе окруженного стеной из дикого камня приземистого дома с оконными проемами без стекол. В дверях, закрываясь рукой от солнца, стояла и смотрела на пленников совершенно русская баба – в длинной рубахе, фартуке и платке. Поодаль стояла арба с огромными колесами, запряженная парой быков. Быки меланхолично жевали жвачку, туповато помаргивая лиловыми глазами и отгоняя мух подергиванием ушей. Мальчишка лет десяти усердно тер им спины пучком соломы. Увидев пленников, он засмеялся и что-то крикнул вертухаям. Те ответили и подвели цепочку к колодцу. Митя, к своему изумлению, сумел распознать несколько слов: это была латынь! Недаром он учил этот язык уже три семестра! Он разобрал слово «рабы», «вода» и «достаточно». Но этого же не может быть! На латыни никто не говорит, мертвый язык! Тем временем их построили около колодца, и младший вертухай стал по очереди окатывать их водой из деревянной цыбарки. Такие, значит, водные процедуры. Вода была холоднющая, но никто не возражал. Смыть хоть немного грязь и освежить зудящие расчесы было приятно. После омовения старший надсмотрщик выдал каждому стиранную тряпку, которую надлежало использовать как полотенце и набедренную повязку. В меру способностей Митя и Кузя справились с этой задачей.
Критически осмотрев посвежевших арестантов, хозяева загнали их на арбу. Мальчишка легонько хлестнул быков прутиком и, взяв под узцы правого, повел со двора по каменистой пыльной немощеной дороге, извивавшейся между деревьев. Старший из братьев, засунув дубинку за пояс, развлекался тем, что хлопал кнутом, сбивая им придорожные репейники. Младший, идя рядом с арбой, долго косился на Кузю, затем спросил:
– Галл?
Кузя не понял, и Митя объяснил, что галлы жили когда-то на территории нынешней Франции. Кузя изумился:
– Какой я им, нахрен, галл! А по-каковски они, вообще, говорят-то, Дмитрий Иваныч?
– Вроде, по латыни. Сейчас попробую спросить…
Напрягши память, составил в уме фразу. Спросил:
– Куда едем?
Конвоир охотно ответил:
– На рынок.
Он сказал ещё что-то, но Митя не понял.
– На рынок нас везут, Кузьма.
– На рынок? А за каким? Ничего не понимаю! – обескураженно отозвался телохранитель.
В животе у плененного сына олигарха забурчало от нехороших предчувствий.
Нет, как это все понимать? Говорят по латыни, одеты в туники, везут на рынок. Явно не картошку грузить! Что за хрень? И где мы, вообще, находимся? Признаков цивилизации ни хрена что-то не усматривается… Ни телеграфных столбов, ни дорожных указателей, ничего от двадцать первого века. Даже дорога выглядит так, как будто по ней сроду машины не ездили. Эй, вот и деревня! Да странная какая! Посередине довольно большая площадь с фонтаном, дома вокруг с не застекленными окнами. Только занавески и ставни. Вон, явно, храм какой-то, с деревянными колоннами и очагом с потухшими угольками. В дверном проеме виднеется статуя голой тетки в венке. Народу на площади всего десятка два, что-то продают с крытых прилавков. Несколько теток с маленькими детьми и корзинками оживленно торгуются за какие-то овощи. День явно не базарный! Вон мясник скучает, ножик точит. Мух вокруг тучи – требуха прямо на земле валяется. Покосился на арбу зверем, погрозился ножом. А мы-то здесь причем? Оп, стой, раз-два! На помост, значит, надо подниматься. Ну-ну…