– Никакого «надо» тут нет, есть только «хочу». Я хочу домой. – Она негромко рассмеялась. – Видно, во мне больше от домоседки, чем мне казалось.

Мы еще какое-то время продолжали этот вымученный разговор. Я спрашивала, что она сегодня будет делать. Марни спрашивала, как идет подготовка к моему празднику. Но обе мы задавали вопросы без особого интереса. Меня больше занимало росшее во мне чувство неизбежной беды, а ее, вероятно, тяготило сознание, что мать пока не хочет, чтобы она возвращалась домой, – несмотря на все мои заверения в обратном.

– У меня есть для тебя открытка ко дню рождения, – вдруг сообщила она. – Сегодня отправлю. Может, она и не придет вовремя, но я ее все равно пошлю.

– Буду очень рада ее получить, когда бы она ни пришла, – ответила я. И вскоре после этого мы разъединились.

Может, она потому и решила прислать цветы – на случай, если открытка не дойдет вовремя (она пока и не пришла). Я с беспокойством размышляю, во сколько ей обошлись эти розы, но тут я слышу гитарные переборы и вижу, что у нижних ступенек лестницы стоит растрепанный Джош, его темные волосы пока не приглажены ни водой, ни гелем. Он взрывается рэп-версией песенки «С днем рожденья», и тут до меня доходит, что мне нужно хотя бы ради него и Адама (и вообще всех, кто помогает мне устроить этот праздник) перестать чувствовать себя виноватой чуть ли не во всем на свете. Хватит. Наслаждайся этим днем.

– Спасибо! – кричу я Джошу, разражаясь аплодисментами. Раздается стук полого дерева о дерево: он кладет гитару на ступеньки.

– Ну, каково это – когда тебе сорок? – спрашивает он, входя на кухню, обнимая меня, поднимая над полом.

– Чудесно! – смеюсь я. – Хотя вся новизна, скорее всего, сотрется к завтрашнему дню.

Он опускает меня, делает шаг назад, демонстративно рассматривает:

– Классное платье.

Я разглаживаю подол белого сарафана:

– Спасибо. Я его специально купила, чтобы сегодня пойти на ланч вместе с Кирин.

Джош наклоняется погладить Мёрфи.

– Ну, а ты как, старина? Ты-то явно рад меня видеть, не то что Мими. Даже поздороваться не подошла. Она вообще где?

– Дрыхнет на нашей кровати.

– А папа?

– У себя в офисе.

Джош выпрямляется.

– «В офисе»? Ладно тебе, ма, можешь называть его сараем, папа сам так делает.

Пожав плечами, я отхожу наполнить чайник. Напряженность между Адамом и Джошем надрывает мне сердце, особенно когда Джош отпускает шпильки в адрес Адама насчет его прически, избитые шуточки о том, что он подбирается к среднему возрасту, насчет того, что работает он в сарае. Адам всегда старается наладить с ним отношения. Может, в этом и проблема: слишком уж он старается.

Джош кивает в сторону стола:

– Кто прислал цветы?

– Марни. Прелесть, правда?

– Я вчера с ней говорил, – сообщает он, доставая из холодильника пакет сока. – Ей дико жалко, что она не будет тут сегодня вечером.

– Я знаю. Мне тоже жалко. – Держа розы над раковиной, я, презрев мудрый совет курьера, отрезаю от каждого стебля совсем по чуть-чуть: мне кажется, что дюйм – это слишком много. – Ты, конечно, не сумеешь принести мне вазу из столовой?

– Сумею.

– Ну так что, – говорю я, когда он возвращается с вазой, – как там твои экзамены?

– Пока неплохо.

– Уверен, что сегодня тебе не надо готовиться?

Вместо ответа он лишь потягивается. Его руки касаются потолка. Забавно, как привычки передаются из поколения в поколение, на каком-то интуитивном уровне: Адам тоже всегда так тянется, подняв руки над головой. Футболка Джоша задирается, обнажая живот. Слишком уж ты тощий, решаю я, невольно задумываясь, правильно ли он питается.

– Нет, не надо. Все под контролем, – наконец отвечает он, подавляя зевок. – Вчера в поезде немного позанимался, и завтра, когда поеду обратно, посижу еще пару часиков. А сегодня я вполне свободен, могу делать все, что понадобится.