Как ему это удавалось? Он никогда никуда не спешил и никогда никуда не опаздывал, но передвигался легким, пружинистым шагом, как откормленный кот, с видом несколько рассеянным, словно мысли его витали где-то в высоких сферах.

Когда на первый стук никто не ответил, Адам приоткрыл дверь, просунул голову и, увидев, что профессор дремлет в кресле с книгой на коленях, постучал еще раз, громче и настойчивее.

Старик открыл глаза, тряхнул головой и сосредоточил взгляд на Адаме:

– Извините, я, должно быть, задремал. – Он закрыл и отложил в сторону книгу. Как успел заметить Адам, профессор читал собственный труд, посвященный работам Мантеньи.

– Ни один суд в мире не признал бы вас виновным.

Вообще-то Леонард не настаивал на соблюдении формальностей и даже поощрял свободный стиль общения, но в какой-то момент Адам испугался, что переступил границу.

– Было бы забавнее, мистер Стрикленд, если бы вы удосужились прочитать мою работу о Мантенье. Кстати, вспомнил… как ваша подача?

– Извините?

– Э, когда я видел вас последний раз, вы катили по Кинг-Пэрейд в некоторой, как мне показалось, спешке. Под мышкой вы держали две теннисные ракетки, а сидевшая на заднем сиденье юная особа держалась за вас.

– О…

– Она улучшилась?

– Улучшилась?..

– Ваша подача, мистер Стрикленд. Нам всем стало бы намного легче, если бы вы нашли какое-то оправдание своего отсутствия.

– Я много работаю, – жалобно проблеял Адам. – И поздно ложусь.

Профессор Леонард взял со стоявшего рядом с креслом столика стопку бумаг.

– Раз уж вы здесь, можете взять это. – Перебрав бумаги, он вытащил эссе Адама. – Наверное, я оценил ваш труд ниже, чем стоило бы.

– О… – уже с легким раздражением повторил Адам.

– Если подумать, тему вы все же раскрыли полнее, чем мне представлялось поначалу.

– И насколько же полно?

– Не обольщайтесь, мистер Стрикленд. Насколько я могу судить, ваша работа – а я прочел ее дважды – содержит лишь один самостоятельный вывод. Остальные вы позаимствовали из рекомендованных мной книг. – Он выставил длинный костлявый палец. – И даже из тех, что не были рекомендованы, чем, признаю, продемонстрировали наличие у вас большей, чем у других, инициативы.

Профессор протянул бумаги Адаму.

– Подробнее мы обсудим это как-нибудь в другое время. А теперь по вашей курсовой. Свежие мысли появились?

Кое-какие идеи заводились – исламская иконография в романской архитектуре, использование прямой линии в рисунках раннего Возрождения, – но профессор, конечно, моментально увидел в них то, чем они, по сути, и были: досужими спекуляциями на истоптанных полях исследования. Пожалуй, лучше уж помолчать.

– Вообще-то нет.

– Конечно, у вас впереди еще год, но определиться желательно сейчас. Тем более если вы намерены явить нам свои истинные способности. Вы ведь намерены, не так ли, мистер Стрикленд?

– Да. Конечно.

– Как у вас с итальянским?

– Неплохо. Понемногу ржавеет.

– Хорошо, в таком случае у меня есть кое-что для вас.

Профессор объяснил, что некоторое время назад получил письмо от своей старой знакомой. Эта знакомая, синьора Доччи, владела большой виллой в Тоскане, чуть южнее Флоренции.

– Впечатляющий, пусть и несколько банальный образец Высокого Ренессанса. – Так профессор описал архитектуру здания.

Хвалебные слова он приберег для сада, не формального, в духе Возрождения, обустройства примыкающих к вилле холмов, но более позднего, маньеристского, дополнения, занимавшего раскинувшуюся неподалеку, в низине, рощу. Задуманный и заложенный скорбящим мужем в память об умершей супруге, этот живописный участок питался небольшим источником и был списан с римских садов того времени с их извилистыми тропинками и ручейками, статуями, надписями и неоклассическими строениями.