- И главное, рожа знакомая, - осклабился нелюдь. – Я его точно видел.

- Кто не видел.

Девица тоже оскалилась, правда, в отличие от родственника зубы у неё были целыми, да и клыки не выпирали. Что не могло не радовать.

- Это один из сыновей пророка. В прямом смысле слова, - она плюхнулась на табурет, который вновь заскрипел, но к величайшему удивлению Чарльза, не стал разваливаться. – У пророка семьдесят пять жен.

- Сколько? – вот теперь Чарльз по-настоящему удивился.

Он и с одной-то… то есть, не с женой, счастливого брака удалось избежать неимоверными усилиями, хотя надо полагать, что теперь матушка удвоит усилия. И думалось об этом… не слишком радостно.

А тут семьдесят пять…

- Вообще-то все женщины общины считаются его женами, - нелюдь сцепил руки на груди. – Он может призвать к себе любую, которая понравится.

- И их… мужья?

- Будут рады, а уж если та понесет… впрочем, все дети общины считаются детьми пророка.

Чарльз закрыл глаза, успокаивая гнев и силу, что в последнее время колобродила. Не иначе, от нервов.

- Но на самом деле он всегда точно знает, в ком есть кровь Великого змея. И да, своих дочерей он берет в жены в первую очередь.

- Это же…

- Это свободная община, - сказала девица и поморщилась. – А еще у них есть пушка, маги и ружья, потому их, конечно, недолюбливают, но воевать…

- Все одно кроме пушки, магов и ружей там взять нечего.

- И… как быть?

Почему-то подумалось, что предыдущий его план, явиться и потребовать сестру, не выдержит столкновения с реальностью.

- Подумать надо…

- И матушку спросить, - сказала девица, почесав щеку. – Матушка точно знает…

…а если обратиться к шерифу? Должен же быть в этом захолустье шериф… и вообще… войска какие-то… заплатить… или…

…там, дома, ему доходчиво объяснили, что Августа – особа совершеннолетняя, вольная поступать так, как ей самой заблагорассудится, а потому искать её полиция не станет.

Что-то подсказывало, что здесь ответят примерно то же.

Может, правда, не столь вежливо.

- А знаете… - чудовище громко хлопнуло в ладоши. – Приходите-ка к нам вечерочком. На ужин. Там и потолкуем, заодно матушка чего сподмогнет.

Не было печали.

Но вежливость требовала согласиться.

Прежде Эдди как-то вот не спешил тянуть в дом всяких там… нет, притащил однажды щенка с перебитой лапой, потом еще сокола, которого сам выходил. Котенка горной пумы.

И так, по мелочи. Но это же другое.

- Гость? – матушка, если и удивилась, то виду не подала, но взгляд её, полный задумчивости, обратился на меня. – Милисента, мне понадобится помощь.

Вот уж не было печали.

Нет, я не против готовить. Я даже умею. Мамаша Мо, которую, что характерно, тоже в дом притащил Эдди и случилось это лет десять тому, меня хорошо учила. Но вот… одно дело сварить похлебку и лепешек напечь и совсем иное маяться дурью, выготавливая чего-нибудь этакого.

Впрочем, с кухни меня скоро отослали.

Готовиться.

Ага. Можно подумать, я – рисовый пудинг, которому выстояться надо. Только разве с матушкой поспоришь? И к чему оно? Раз спровадили, я и пошла.

Не к себе.

К Эдди.

- Чего думаешь? – братец отыскался, как и следовало ожидать, на конюшне. Огромная, она предназначалась для двух десятков лошадей, но ныне в ней стояли жеребец Эдди, на редкость пакостливая и кусучая скотина, моя Гроза и матушкина Сметанка, да еще ослик, на котором мамаша Мо ездила в город.

Эдди вздохнул.

И глянул на меня искоса. Виновато так… вот что-то мне не нравится ни взгляд этот, ни внезапно прорезавшееся его гостеприимство. А еще запах, ибо пахло на конюшне не только лошадьми да сеном. Крыша еще когда проседать стала, но в дальнем углу. Теперь еще и мокро там, и опорные столбы подгнивать начали. И по-хорошему надо бы конюшню разобрать, снести лишнее, переложить стены.