А дом гостевой держат.

Я отрезала ломоть ветчины, плюхнула поверх свежего мягкого хлеба, накрыла толстым куском сыра. И покосилась на графчика, который сделал вид, что мои привычки его нисколько не интересуют. Вспомнилось вдруг, что матушка не одобрила бы.

Матушка учила меня есть с изяществом.

Но матушки тут не было.

- Их сопровождали, - сказал Чарли, который ел медленно и аккуратно, что матушкин кот, который, даже после недельного загула, делал вид, будто он вовсе даже не голоден, а рубленого лосося принимает исключительно из вежливости. – Женщин.

- И правильно, - я пожала плечами. – А вдруг бы мы чего плохого захотели?

Вона, даже Бетти своим шлюшкам сопровождение выделяет, если случается их послать куда. А они у ней куда как серьезные женщины, каждая знает, с какого конца за револьвер браться. Но… женщины.

Тут я иллюзий не питала.

Если и были какие, то окончательно испарились вместе с тем хитрозадым ублюдком, который умудрился накинуть петлю на мою шею.

Шея заныла.

- Верно, - Эдди ел осторожно, сперва обнюхивая каждый кусок. И наверное, это было разумно, но… я все равно ничего, кроме запаха копченой ветчины не учуяла бы. – Но и на улицах женщин не было.

Чарли кивнул.

А я задумалась. И вправду ведь. Мужчины были, а… эти, в черных платьях, вошли незаметно, и смотреть смотрели исключительно в пол, и ни одна-то на нас не взглянула, что вовсе не нормально. Люди по природе своей любопытны, а тут… и ни слова, главное, даже не поздоровались.

Странно.

Мясо вдруг перестало казаться вкусным, а сыр и вовсе пресным сделался. Но доесть я доела. И запила кислым ягодным отваром.

Поглядела на спутников.

И предложила:

- А не прогуляться ли…

- Не стоит, - покачал головой Эдди. – Нам ясно дали понять, что гостям здесь не рады.

Ага.

Но настолько ли, чтобы…

- Да и гроза скоро, - добавил он, прежде чем я озвучила свою идею. Гостям тут, может, и не рады, но одно дело, если все гулять попремся, и совсем другое, если пойду лишь я. Я ведь тоже женщина.

Бестолковая.

Любопытная.

И разве стоит меня опасаться? Но тут, словно отозвавшись на слова Эдди, за окном громыхнуло. И стало вдруг темно да так, что показалось даже, будто треклятое небо не удержалось на звездных гвоздях и рухнуло к бисовой матери.

Про гвозди говорила мамаша Мо и с полной серьезностью, и даже учебник астрономии, стыренный в прицерковной библиотеке, её не переубедил. Учебником этим она мне по макушке стукнула, обложила матерно и велела обратно вернуть, да еще покаяться.

Вернуть я вернула, а каяться не стала. Да и что вернула, жалела. А потому, пожалев месяцок, назад забрала. В конце концов, им там он тоже без надобности. Кому в Последнем пути астрономией увлекаться? То-то же оно. В следующее мгновенье кромешная тьма сменилась светом столь ярким, что у меня глаза заслезились. А грохот сотряс домишку от крыши до самых подвалов.

- Что за… - графчик нервно озирался и револьверы вытащил. Ишь ты, беспокойный какой.

- Гроза, - миролюбиво сказал Эдди. – Бывает.

- Мать твою… извините, леди, - револьверы Чарли убрал и прислушался. Там, за окном, на которое, между прочим, и стекла не пожалели, гремел дождь.

- Ничего, я привыкла.

Он отчего-то не успокоился, а лишь сильнее покраснел. А потом провел ладонью над круглым камушком, что лежал в углу, и тот вспыхнул ровным белым светом.

- Любопытно… -  пробормотал Чарли.

И замолк, потому как опять громыхнуло. На сей раз домик тоже вздрогнул. И графчик, и чего уж тут, я тоже, ибо грохот этот был каким-то… особо грохочущим. До самых печенок достал, а то и глубже.

А грозы тут случаются.

Если бы спросил, я бы рассказала. И о тех, что приходят с востока, осторожные да тихие, предупреждающие о своем приближении загодя. От них небо темнеет, а на нем золотыми змейками расползаются молнии. Эти грозы предсказуемы.