Бестолковая.

Любопытная.

И разве стоит меня опасаться? Но тут, будто отозвавшись на слова Эдди, за окном громыхнуло. И стало вдруг темно, да так, что показалось даже, будто треклятое небо не удержалось на звездных гвоздях и рухнуло к бисовой матери.

Про гвозди говорила Мамаша Мо, и с полной серьезностью, и даже учебник астрономии, стыренный в прицерковной библиотеке, ее не переубедил. Учебником этим она мне по макушке стукнула, обложила матерно и велела обратно вернуть, да еще покаяться.

Вернуть я вернула, а каяться не стала. Да и что вернула, жалела. А потому, пожалев месяцок, назад забрала. В конце концов, им там он тоже без надобности. Кому в Последнем Приюте астрономией увлекаться? То-то и оно.

В следующее мгновенье кромешная тьма сменилась светом столь ярким, что у меня глаза заслезились. А грохот сотряс домик от крыши до самого подвала.

– Что за… – Графчик нервно заозирался и револьверы вытащил. Ишь ты, беспокойный какой.

– Гроза, – миролюбиво сказал Эдди. – Бывает.

– Мать твою… извините, мисс Милисента. – Револьверы Чарли убрал и прислушался. Там, за окном, на которое, между прочим, и стекла не пожалели, гремел дождь.

– Ничего, я привыкла.

Он отчего-то не успокоился, а лишь сильнее покраснел. А потом провел ладонью над круглым камушком, что лежал в углу, и тот вспыхнул ровным белым светом.

– Любопытно… – пробормотал Чарли.

И замолк, потому как опять громыхнуло. Домик опять вздрогнул. И графчик вместе с ним, и чего уж тут, я тоже, ибо грохот этот был каким-то… особо грохочущим. До самых печенок достал, а то и глубже.

А грозы тут случаются.

Если бы он спросил, я бы рассказала. И о тех, что приходят с Востока, осторожные да тихие, предупреждающие о своем приближении загодя. От них небо темнеет, а на нем золотыми змейками расползаются молнии. Эти грозы предсказуемы.

Они дают время подготовиться.

Снять с веревок белье, запереть ставни, поднять защиту. Ну, когда было чего поднимать. Но есть и другие.

Порыв ветра ударил в стену, и показалось, что сейчас она не выдержит, хрустнет и разлетится яичной скорлупой.

– Сейчас… – Чарли встал и подошел к этой самой стене, положил на нее ладони и застыл так, а по стене поползли огоньки.

Я едва яблоком не подавилась.

А что? Я, как волнуюсь, всегда ем. Ну, когда еда под рукой имеется. Как вот тут. И яблоки неплохие, крепкие, сочные, и…

Я ткнула Эдди локтем в бок. А он лишь плечами пожал. Видит? Огоньки расползались и уходили в стену, а та… та будто бы менялась, но как – непонятно. Я чувствовала эти перемены.

– Защита. – Чарли обернулся. – Правда, инактивированная, но я поднял, так оно и вправду спокойнее будет. А то какие-то у вас тут и грозы дикие.

Это да.

С Запада грозы приходили иные. Они налетали вдруг. Просто небо темнело и рождало тучи, черные и густые, тяжелые. И те, клубясь, выплевывали молнии одна другой больше. Прошлой осенью такая в дом старика Грейва шибанула, так от того дома и угольков не осталось.

Только старый осел и уцелел.

В смысле, животное.

Не Грейв.

Но теперь и вправду звуки отдалились. Нет, молнии плескались там, снаружи, но как-то… будто в другом месте. Гром грохотал, да только домик больше не вздрагивал.

– Еще барьер поставил, а то мнится мне, высокое искусство нашим хозяевам знакомо и, более того, используют они магию весьма часто. – Чарльз потер руку об руку. – Что опять же…

Он замолчал ненадолго, а потом обошел комнатушку, отдельно останавливаясь у каждой кровати. А кровати и вправду были хороши. Железные. Натертые до блеску. С железными узорчатыми шишечками на штырьках. И не доски тут, а новомодные пружинковые каркасы, про которые матушка читала в журнале. А поверх каркасов тех – соломенные матрасы.