– Ну-ка, приберитесь, – велела миссис Николен.

Она провела рукой по волосам, словно сам воздух комнаты их испачкал. Джон в притворном изумлении поднял бровь и кинул в нее щепкой. Я пошел на кухню (оттуда доносились дразнящие запахи) искать Стива, но нашел его на заднем дворе, где он вытрясал новую маслобойку.

– Чего там затевается? – спросил он.

Я не знал, как скрыть, и поэтому рассказал:

– Дженнингс и Ли пригласили Тома с собой, чтобы он поговорил с мэром. Том едет и хочет захватить нас.

Стив выронил маслобойку на траву.

– Захватить нас? Меня и тебя?

Я кивнул.

– Ура! Едем! – Он перепрыгнул через маслобойку и исполнил победный танец. Потом вдруг остановился и посмотрел на меня: – Надолго?

– Том говорит, примерно на неделю.

Глаза у Стива сузились, подвижный рот сжался.

– В чем дело?

– Надеюсь, меня отпустят. Черт! Я поеду в любом случае. – Он поднял маслобойку и вытряхнул на траву последние стружки.

Вскоре миссис Николен позвала нас ужинать и рассадила вокруг большого дубового стола: она и Джон во главе, потом ее бабушка Мэри, девяностопятилетняя, выжившая из ума старуха, Том, Стив, Тедди, Эмили (ей тринадцать, и она ужасно робкая), потом близнецы – Вирджиния и Джо, малыши – Кэрол и Джудит, рядом с матерью. Джон зажег лампы на столе. Желтый свет ламп контрастировал с вечерней синевой за окнами. На больших окнах запрыгали наши слабые отражения.

Эмили и миссис Н. вносили блюдо за блюдом и вскоре заставили почти всю скатерть. Мы с Томом под столом толкали друг друга ногами. Некоторые блюда были накрыты крышками. Когда Джон их открыл, изнутри повалил пар, запахло тушенной в красном соусе курицей. В большой деревянной миске оказался капустный салат, в фарфоровой супнице – суп. На тарелках лежали тортильи и хлеб, резаные помидоры и яйца. В кувшинах подали воду и молоко.

От вкусных запахов я захмелел и сказал:

– Миссис Николен, вы приготовили пир, банкет.

Николены рассмеялись, а Том сказал:

– Он прав, Кристи. Ирландцы сложили бы об этом песни.

Следуя указаниям миссис Н., мы пустили блюда по кругу, наполнили тарелки и принялись есть. Некоторое время в тишине слышалось только звяканье ложек и вилок. Вскоре Мэри, которая едва притронулась к овощам и курятине, захотела побеседовать с Томом. Старик так быстро заглатывал куски – похоже, совсем не жуя, – что находил время говорить, особенно когда подкладывал добавку. Мэри обрадовалась Тому – одному из немногих соседей, кого еще узнавала.

– Томас, – сказала она громким дребезжащим голосом, – ты за последнее время видел что-нибудь хорошее в кино?

Вирджиния и Джо захихикали. Том проглотил кусок курятины, словно это хлеб, наклонился к почти глухому уху соседки и проорал:

– Нет, Мэри, в последнее время не видел.

Старушка сморгнула и с важным видом кивнула. Вирджиния снова хихикнула.

– Том, бабуля путает, теперь нет никаких кин.

– Никаких кино, – машинально поправила миссис Н.

– Никаких кино.

– Понимаешь, Вирджиния… – Том жадно отхлебнул рыбного супа. – Вот, попробуй.

– Не-е…

– Мэри говорит про старое.

– Она путает, что старое, а что теперь.

– Да.

– Чего-чего? – закричала старуха, поняв, что речь о ней.

– Ничего, Мэри, – сказал Том ей в ухо.

– Почему она такая, Том?

– Вирджиния! – одернула дочь миссис Н.

– Все в порядке, Кристи. Понимаешь, Вирджиния, с нами стариками такое случается. Я вот тоже путаю.

– Нет, ты не путаешь. А почему она?

– Понимаешь, у нас голова забита старым, новому приходится тесниться, вот оно и перемешивается. – Он заглотнул еще кусок курятины, жадно облизал с усов подливку, причмокнул. – Попробуй. Твоя мама замечательно готовит курицу.