Делать нечего, пройдя двор, я отодвинул занавесь и протиснулся внутрь. Воевода уже восседал за своим столом, задумчиво поглаживая бороду.

– Ты помнишь Щуку? – начал он.

– Разбойника которого? Ну да, его же, как дня четыре, повесили и закопали. Полгорода на это глазело, а другая половина пила в радость.

– Вот-вот, а теперь эти отроки уважаемого пекаря Достомысла из Кривичей утверждают, что заприметили его вчера ночью.

Я удивленно повернулся к ерзающим на лавке мальчишкам:

– Точно? Может, вам почудилось?

Слово взял тот, что выглядел постарше:

– Иштой клянусь, дядя. Щука то был. Одежда у него как у покойника была и ухо отрубленное. Мы с братом в полночь полезли на пепелище у Ткацкого Конца. Бают, что там призраки на полнолуние поют, вот и хотели их послушать. Слышим, кто-то по улице идет, шаркая ногами, ну и затаились за колодцем там во дворе. Нас и не заметили, а света-то вдоволь было. Мы Щуку-то и признали. Как он за угол зашел, мы деру и дали. Бате все рассказали, а он щас воеводе.

– Почтенные, мож, умишко мои сыновья по младости еще не нажили, но врать они не обучены, – заступился за своих отец, пытаясь придать весомости их словам.

Свельф хмуро посмотрел на меня, ожидая мнения и решения. Я же задумался, непроизвольно теребя один из оберегов на шее. Судя по всему, прогонять гостей северянин не собирался, на тот случай, если у меня возникнут вопросы к ним. Потратив немного силы, я связал небольшой узелок. И мысленно протянул его к голове старшего отрока. Всякое могло быть. Например, перед тем как лезть на пепелище, да еще ночью, могли раздобыть и хлебнуть крепкого винца или даже спирта, а потом страх, воображение и алкоголь создали описанную картину.

Но кровь у них была чистая, молодая без всякой пьяни. И это осложняло дело, так как остальные предположения уже оставались нехорошие. Поэтому нарушив затянувшееся молчание, я обратился к пекарю:

– Не волнуйтесь, мы все проверим, но скорее всего ребятишкам со страха просто показалось, и то шаркал обычный пьянчуга.

– Спасибо, мы тогда пойдем, а то все утро насмарку, люди без хлеба останутся.

Дождавшись их ухода, я вытащил из угла грубо сколоченный табурет, пододвинул его поближе к столу. Следом из сумки извлеклись кипа чистых листов и тонкий кусочек угля. Рассуждать, делая пометки на бумаге – надежный прием, не раз выручавший меня в учебе. Попутно я начал озвучивать свои мысли вслух для воеводы:

– Итак. Ребятня трезва и на самом деле считают, что говорят правду. Но это мог быть бродяга или пьяница. Одноухих даже в нашей дружине двое, по городу десяток-другой запросто наберется. На мальчишек могли наслать морок. Чародейство это несложное, хотя требует должного обучения. Надо узнать только, кто или что смогли это сделать. Может, ведьма лесная или вещица проклятая в руинах оказалась.

Подумав, я взял следующий лист, таким образом, отсекая и группируя мысли:

– Дальше идут наихудшие варианты. Если висельника похоронили без нужных обрядов или зазря казнили, то из могилы мог встать упырь, жаждущий мести. И до следующего полнолуния он будет шататься по земле. Но вину Щуки доподлинно доказали. Ненадлежащим образом захороненный труп, смог бы поднять для своих нужд любой одаренный Морры. В противном случае сделать такое могли некромансер из Талабии, старый вампир или Кощей. Кстати, сам разбойник тоже мог оказаться вампиром из дневных, такого точно повешеньем не убьешь. Кроме того, в него просто мог вселиться какой-нибудь могущественный дух. Но это уже легенды леших.

– Хреново. Даже жрать расхотелось, – воевода придирчиво смотрел, как на желтоватой поверхности бумаги появляются заметки и непонятные значки. – Что предлагаешь делать?